— Что же ты предлагаешь? — наконец спросил он.
— Трудно это будет, Чары-ага, но я предлагаю, во-первых, переделать всю систему орошения, во-вторых, заново спланировать виноградник и, в-третьих, изменить методы посадки бахчевых. Все это для того, чтобы дать дорогу машине, заменить ею человеческие руки на трудоемких работах и тем самым увеличить продуктивность по основным культурам.
Чары задумчиво покачал головой.
— Я ведь, дорогой мой, и сам бьюсь над этой задачей, да как ее решить, если без обилия воды ни хлопок, ни бахчевые, ни виноградник расти не могут?
— А вот как. — И Хошгельды развернул свою схему. Оба они склонились над ней.
— Ты, я вижу, подошел к делу по-научному, — улыбнулся Байрамов. — Ну, рассказывай.
— Первым делом я предлагаю увеличить орошаемые участки до таких размеров, при которых можно производительно использовать современную машинную технику.
— Значит, уничтожить большинство каналов? — внимательно посмотрел на молодого агронома Чары.
— В том-то и дело, что не уничтожить их надо, а заменить большинство временными.
— Это как же? — спросил Чары-ага.
— Устраивать оросители только на время поливов, а потом по мере возможности заравнивать.
— А где-нибудь так уже делают, или ты это придумал сам?
— Об этом рассказывал профессор, с которым мне довелось работать. А кроме того, я читал в журнале, что один совхоз проделал такой опыт.
— И успешно?
— Да.
— Ну, хорошо, а разве не меньше уйдет труда на копание и заравнивание оросителей?
— Так ведь это тоже могут машины делать. Есть такие навесные канавокопатели, да и прицепные тоже есть. Подобных машин теперь много выпускают.
Байрамов задумался. Хошгельды тоже молчал.
— А с виноградником что надумал? — спросил, наконец, Чары-ага.
— А с виноградником такое дело, — сразу повеселел Хошгельды. — Из отдельных разбросанных участков с густой посадкой надо сделать сплошные массивы с правильными рядами насаждений, чтобы по междурядью мог пройти трактор, садово-виноградная машина, виноградный плуг…
— Значит, пересаживать придется? — не столько спросил, сколько согласился Чары.
— Тут будем действовать по-разному, — все больше оживляясь, принялся рассказывать Хошгельды. — Главньш образом, выпрямлять ряды с помощью закладки отводков в траншею. Как только отводки начнут укореняться, старые кусты будем выкорчевывать. Зато года через три у нас образуются длинные ровные шпалеры, — уже с восторгом объяснил он.
— Ты, Хошгельды, одного не учел, виноградники у нас повсюду разбросаны, — с сожалением произнес Чары. — Между ними и дома стоят, и заборы тянутся, и тутовые деревья растут.
— Вот сейчас мы и подходим к самому главному, — снова став сдержанным, ответил Хошгельды. — Здесь на плане все видно. С южной стороны поселка дома вклинились между виноградниками, а с северной — между полями хлопчатника. Поселок разрезает наши владения на две самостоятельные части. Отсюда и две разобщенные системы орошения, которые усложняют и удорожают поливы, отсюда и холостые пробеги машин…
— Ну, и что же? — уже с тревогой в голосе перебил его Чары.
— А то, что вся эта территория, в том числе и та, где мы сейчас находимся, — с отчаянной решимостью, и оттого еще более четко формулируя свои мысли, объяснил Хошгельды, — должна быть включена в систему колхозного землепользования.
— А куда же поселок? — внезапно раздался у них за спиной взволнованный голос Овеза, который давно уже стоял возле них и слушал этот необычный разговор. Оба собеседника не заметили его появления, до того они были поглощены беседой.
— А его мы со временем перенесем вот сюда, — как на в чем не бывало ответил Хошгельды, словно Овез с самого начала участвовал в разговоре. — Вот сюда, — повторил он, — где у нас неудобные для плантаций земли. — Хошгельды обвел карандашом место на плане в двух километрах к северу от нынешнего поселка, в непосредственной близости от железной дороги. — И не просто перенесем, а выстроим новый. Пора нам уже жить в настоящих домах, а не в этих покосившихся лачугах…
— И клуб там построим… — мечтательно произнес Овез. — Баню, стадион… Электричество проведем… Уж тут комсомольцы себя покажут!.. Только денег это будет много стоить, Покген-ага не даст, — добавил он с грустью.
Снова воцарилось молчание.
Хошгельды чувствовал, что судьба его замысла во многом решается сейчас. Авторитет Чары-ага хоть на кого подействует, даже и на председателя, не говоря уже о других коммунистах. И чтобы разом покончить с основными вопросами, он сказал: