Когда райкомовская машина остановилась около дома Орсгельды Пальванова и из нее вышла незнакомая светловолосая женщина в сопровождении Хошгельды, несущего чемодан, обитатели соседних домов крайне заинтересовались этим событием.
Хошгельды проводил гостью в свою комнату. Родители были на работе, а в маленькой комнате требовалось произвести уборку.
— Располагайтесь пока здесь, и считайте, что вы у себя Дома, — сказал он все еще робевшей молодой докторше. — Вам у нас будет хорошо, никто вас не обидит — отец и мать у меня люди славные.
Он вернулся в машину, где его ждал Ягмыр, и они поехали в сторону нового люцерника.
А по селению, словно им вдогонку, поползла весть о женитьбе младшего сына Орсгельды-ага.
По пути Ягмыр расспрашивал агронома о колхозных делах.
— Ну, как ваш Покген, перестроился? — спросил он в заключение.
— Хоть и медленно, но как будто перестраивается, — кивнул Хошгельды. — Вот уже новую землю осваиваем, согласился пустить ее в севооборот. — И он показал на тянувшийся вдоль дороги пустырь. — Это тот самый участок, о котором Покген говорил, что здесь ничего не вырастет. А мы сперва люцерну посеем, а потом — хлопчатник.
Ягмыр съехал на обочину, остановил машину, и они вышли. Перед ними расстилалось неровное бугристое поле. Кое-где белели солончаковые пятна, поросшие верблюжьей колючкой. Все говорило о том, что эта земля давно заброшена.
В дальнем конце поля виднелись остатки каких-то строений, развалившиеся дувалы — когда-то, в незапамятные времена, на этом месте стояла крепость. Сейчас там возился бульдозер. Он надвигался своей мощной грудью на каменные руины, сдвигал их с места и равнодушно толкал впереди себя обломки. Потом возвращался и с непреклонным упорством проделывал то же самое рядом. Возле машины орудовали лопатами люди. Они срезали бугорки, заравнивали рытвины.
Ягмыр и Хошгельды неторопливо направились в ту сторону.
— Пока это поле не произведет на тебя впечатления, — говорил Хошгельды. — Если приедешь недели через две, оно уж обнадежит. Пройдутся по нему бульдозер и трактор и приведут его в порядок. А в будущем году ты его и вовсе не узнаешь, — с торжеством в голосе закончил он.
Когда они приблизились к месту работы, от группы людей с лопатами отделился Джоммы и пошел к ним навстречу. Он был весь, до самых ресниц покрыт пылью.
— Салям, Хошгельды, здравствуйте, товарищ, — приветствовал он их Обоих, не узнав Ягмыра, который, вопреки обыкновению, был сегодня не в военном кителе, а в обычном пиджаке и надвинутой низко на глаза кепке.
— Да будет у вас больше сил! Как работается? — спросил Сахатов.
— Да будет у вас долгая жизнь! Так, работается ничего… — неопределенно ответил Джоммы. — Вот развалины убираем, бугры срезаем, выравниваем поле, чтобы можно было напоить его водой.
Ягмыру послышался оттенок недовольства в этом ответе.
— Это как понимать — "ничего"? Земля здешняя не нравится? — спросил он.
— Да нет, почему не нравится — агроном плохую землю не выберет. Не нравится постановка дела. Вон сколько народа с лопатами за одной машиной ходит, — показал Джоммы на товарищей. — Ведь МТС могла бы все сделать машинами, а правление наше как-то боится, что ли, просить их. Еще хорошо — смелости хватило эту попросить, а то бы тут все пришлось руками делать.
К ним подошли другие работники.
— Наверно, в МТС машин тоже не хватает, — возразил Ягмыр.
— Да нет, какое там! Скрепер у них и сейчас под навесом стоит, — махнул рукой Джоммы. — Это наш член правления Заманов с ними так договорился. Одной, говорит, машины вполне достаточно… ей, говорит, наша молодежь поможет. Я сам слышал, как он по телефону звонил. И ведь настоял на своем, почти всех комсомольцев из разных бригад сюда послали… Знаете, как плохо, когда людей туда-сюда перебрасывают. Мы работы не боимся, плохо то, что нас сняли с наших участков и послали сюда.
— Это он так сделал наверное за то, что мы рейдовую бригаду организовали для проверки его животноводческой фермы, — пошутил паренек, стоявший поодаль.
— А что ты думаешь! — подхватил другой. — Отсюда до фермы дальше, чем из любого другого места.
— Этот Елли Заманов кого угодно вокруг пальца обведет. Он, как хитрая лиса, — сто раз на дню к воде сводит, а напиться не сумеешь.
— Зато ферма у него в хорошем состоянии, ничего не скажешь. Ни потерь, ни хищений, вся отчетность в порядке.
— Да, такого за руку не схватишь… — заметил паренек в тюбетейке.