— Хошгельды! — говорила она, от волнения не в силах сдержать слезы. — Как мы истосковались по тебе… Ну разве можно так! — стыдила она своего любимца. — Ведь мы тебя столько времени не видели. Хоть бы разок навестил нас…
Она смотрела на сына радостно и в то же время укоризненно. Ласково улыбающийся Хошгельды попытался было мягко объяснить ей:
— Конечно, давно не видались. Но, честное слово, приехать никак не мог. А последние два года было столько дел, что и пообедать не всегда удавалось…
— Вот и сегодня, кажется, не удастся. Поздно я вернулась… Мы сейчас виноград собираем, — объясняла Нязик-эдже, суетясь по двору и не зная, за что приняться. — На завод его надо отправлять, на базар вывозить, ну и на кишмиш пора сушить. Вот и отец твой там сейчас…
Тут она, будто вспомнив, наконец, — о чем-то, поспешно направилась на улицу, так и не вымыв рук, испачканных виноградным соком.
— Пойду поздравлю Орсгельды с приездом сына, — бросила Нязик-эдже на ходу и еще больше заторопилась.
— Ты не беспокой отца, он и сам придет, — крикнул ей вдогонку Хошгельды, однако Нязик-эдже будто и не слышала его.
Через некоторое время до Хошгельды донеслись голоса отца и матери, которые, на ходу о чем-то возбужденно разговаривали. Хошгельды стоял посреди двора, прислушиваясь к радостным восклицаниям родителей.
Орсгельды-ага горячо поздоровался с сыном и сказал:
— Ну, дорогой мой, как бы там ни было, ты все-таки нашел свой дом, а то я уже боялся, что мое дитя и дорогу сюда забыло. Знаешь, как у нас говорят, — того, кто долго блуждает, шайтан своим считает… Что ж, с благополучным возвращением тебя…
Порасспросив сына о здоровье, Орсгельды-ага вошел в дом, вынес оттуда нож и тут же принялся точить его о брусок. Хошгельды понял, что в честь его приезда отец хочет зарезать барана, и шутливо запротестовал. Такой почет обычно оказывают гостю, которому уж никак не меньше тридцати. А человек моложе этих лет — все равно что подросток с незрелым разумом. Разве не этому его учили родители?
Но Нязик-эдже стала энергично, возражать:
— В прошлом году мы откормили для тебя барана, а ты не приехал. Стали откармливать другого, но ты все не ехал. Хорошо хоть третий тебя дождался.
Разговаривая с сыном, мать хлопотала по хозяйству. Она поставила самовар, налила воды в котел, приготовила посуду, замесила тесто. Движения ее были точны и быстры — беседа нисколько не мешала ей. Между, делом она продолжала рассказывать:
— Каждый день, как только сядем с отцом обедать, так уж обязательно тебя вспомним. Ну и, поверишь ли, кусок в горло не идет. Три сына у нас было, так бы одному с нами за столом сидеть. Старший тоже редко навещает. Вам ведь и невдомек, каково это родительскому сердцу. Ну, ничего, сам станешь отцом, тогда и поймешь.
В это время на улице показались трое молодых людей. Впереди шел самый старший из них, одноклассник и лучший друг Хошгельды — Овез Курбанов, за ним следовали Джоммы Кулиев и Вюши Непутевый.
— Смотри-ка, правда Хошгельды приехал! — воскликнул Овез. — Здорово, Хошгельды!
Пришедшие шумно приветствовали товарища. Они не стали, как это подобает людям пожилым и солидным, долго спорить о возрасте, церемонно предоставляя друг другу законное право старшего первым осведомиться о здоровье собеседника. Они не стали задавать бесконечных вопросов, отвечающих старинным представлениям о вежливости и взаимном уважении, а ограничились простыми репликами: «Благополучно прибыл?» — «Да, благополучно!» — и сразу заговорили о том, что их по-настоящему интересовало.
Беседа быстро увлекла их. Овез и Хошгельды говорили. о своей жизни, рассказывали, где им довелось побывать, на каких фронтах воевали, чего успели достигнуть после войны.
Двор постепенно наполнялся молодежью. Подходившие запросто включались в разговор, который становился все более интересным. Недаром на груди у многих сверкали ордена и медали за боевые подвиги и награды, за успехи на трудовом фронте. Все шутили, смеялись, вспоминали прошлое, но больше всего говорили о нынешних колхозных делах.
Орсгельды-ага и Нязик-эдже тем временем хлопотали у очага: старик резал мясо, она раздувала огонь.
Молодежь несколько приумолкла, когда во двор потянулись соседи, пожилые колхозники, прослышавшие о приезде младшего сына Орсгельды Пальванова. Старики еще издали обращались к нему:
— Благополучно ли добрался, Хошгельды?
— Это хорошо, Хошгельды, что ты не забыл своего селения…