— Торопился, — разводил он руками. — Да и не упомнишь всех.
— Мы вот что сделаем, — предложил Хошгельды, — испробуем разные клички на этих безыменных псах.
Вюши так и поступил. Он достал из мешка кусок чурека и, держа его в вытянутой руке, стал выкликать:
— На, Акбай, на!.. Сарыбай, возьми!.. Бери, Пеленг!.. На, на, Гоплан!.. Басар, Басар!..
Память его хранила неистощимый запас собачьих кличек, и то одна, то другая собака отзывалась на призывы Вюши, начиная облизываться или ответно помахивать хвостом. Только здоровенная темнокоричневая овчарка, ростом с молодого бычка, так и осталась безучастной к его выкрикам и, будто обиженная на что-то, продолжала сидеть на своих толстых лапах, низко свесив голову. Поди знай, что ее зовут Елбарс! Но настойчивый Вюши мобилизовал далекие воспоминания детства и добился-таки своего.
Теперь можно было расходиться по местам. Хошгельды со своей группой оставался у Дурды-чабана, а Чары и Непес-ага с остальными людьми отправлялись в правое стадо. Перед тем, как им уехать, Дурды-чабан дал всем последние наставления:
— Капканы надо ставить перед вечером и с подветренной стороны, да подальше от собак, а то как бы они сами не попались. Следите, чтобы в случае суматохи бараны не отбились от гурта, — тогда им верная гибель.
Условились также, что, как только выяснится, куда метят волки, обе группы соберутся вокруг того стада, которому будет угрожать нападение в первую очередь. Сигналы машины и большой костер на возвышенном месте известят соседей о прямой опасности и послужат призывом на помощь.
Хошгельды предложил послать хотя бы одного человека на машине и в левое стадо. На всякий случай — мало ли что может быть…
С ним согласились.
Когда машины уехали, Дурды-чабан вместе с Хошгельды, Овезом и Вюши отправились в обход. К ним присоединился и шофер. Невдалеке чернел ятак, куда стадо приходило на ночевку. Насколько хватал глаз, снег был усеян бараньим пометом. Ятак кругом обступали холмы, а там, где они понижались — тянулась изгородь из хвороста, служившая защитой от ветра.
Они внимательно осмотрели местность и направились в шатер, который стоял на краю ятака. Там уже собрались и все остальные. Когда молодежь натаскала большую кучу хвороста, Дурды-чабан принялся за изготовление чурека.
Надвигались сумерки. Стадо возвращалось на ночлег. На волнистой линии окрестных холмов обозначались силуэты передних баранов. Они пощипывали торчащую кое-где из-под снега прошлогоднюю траву и потихоньку подходили к ятаку.
Дурды-чабан месил тесто и отдавал распоряжения:
— Приготовьте капканы, скоро пойдем ставить… Собак сегодня досыта не кормите, а не то они потеряют резвость и не смогут бегать и драться… — Потом он, как бы разговаривая сам с собой, повел речь о заведующем фермой. — Не понимаю, что за человек этот Елли. Вот уже три месяца, как не дает корма для собак. А какие они тебе будут помощники, если ты их не накормишь! Приходится самим с собаками делиться. Иначе как же?..
— А я знаю, что ферме каждый месяц именно для собак выдают несколько мешков муки со склада, — сказал Овез. Он переглянулся с Хошгельды и принялся подкладывать дрова под котел.
— Если и выдают мешками, сын мой, — посмотрел на него старик, — то к нам и горсточка не доходит.
— Ничего, теперь все наладится! — уверенно отозвался Хошгельды.
Старик бросил и на него насупленный взгляд, но ничего не сказал. Он видел сына Орсгельды-ага впервые после его долгого отсутствия и не знал, что собой представляет молодой человек.
Вскоре все бараны были согнаны в ятак. Они привыкли приходить сюда, когда становилось уже совсем темно, и потому еще не спали, а продолжали стоять на ногах, удивленные ранним возвращением. Овчарки, как им положено, обошли вокруг стада, обнюхали следы и все четыре приблизились к шатру, рассчитывая на ужин.
Но тут все было необычно — пахло бензином, кругом ходили люди. Овчарки обнюхали незнакомых собак, привязанных возле машины, те в свою очередь обнюхали их.
Вюши боялся, что это взаимное ознакомление закончится грызней, но собаки не стали драться, они, видимо, только осведомились друг у друга о самочувствии, и все закончилось мирно. Во всяком случае овчарки молча отошли и легли у входа в шатер.
Подпасок налил им и приезжим собакам остатки вчерашнего супа, накрошив предварительно туда немного чурека, и вся четвероногая свора принялась за еду.