Остаток пути они прошли в молчании. Акмамед-ага невольно погрузился в воспоминания юности, а Хошгельды думал о том, насколько его сверстники счастливее своих отцов. Какие просторы открыты перед нынешней молодежью, особенно теперь, после победы над фашизмом, когда все силы советских людей направлены на созидание и творчество!
"Только бы отстоять мир! Только бы обуздать новоявленных фашистов там, за океаном…"
Они уже подошли к конторе, когда мимо них промчался открытый "газик". Из-под тента им помахал папахой не кто иной, как Покген. С ним рядом они заметили еще одного человека.
— Не усидел! — улыбнулся Акмамед.
— С кем это он? — провожая взглядом машину, спросил Хошгельды. — Не с Иваном ли Федоровичем?
— Кажется, с ним… Разве разглядишь на такой скорости.
Это и в самом деле был старый приятель Покгена еще по совместной борьбе с басмачами — Иван Федорович Плужников, заведующий местным райводхозом. Уроженец Волги, он попал в Туркестан в двадцатом году и настолько полюбил здешние края и здешних людей, что навсегда связал с ними свою судьбу. После ликвидации басмачества партия поручила ему проведение земельно-водной реформы в этих районах Туркмении.
Потом он окончил в Ташкенте техникум и опять вернулся сюда, уже будучи не только умелым организатором, но и хорошим специалистом. Можно сказать без преувеличений, что не было на всей прикопетдагской равнине ни одного ручейка, ни одного ключа, ни одного колодца, о существовании которого не знал бы Иван Федорович, А о своем районе — и говорить нечего.
Он мог, не задумываясь, назвать не только количество воды отпускаемой каждому колхозу, не только привести на память дебет любого питающего окрестные артели родника — столько-то литров в секунду, — но и рассказать его историю, из-за чего и на каких водоразделах происходили здесь когда-то кровавые столкновения.
Да и сам Иван Федорович едва не стал последней жертвой многовековой и жестокой борьбы за драгоценную влагу.' Это было в ту пору, когда он провел здесь реформу и озлобленные баи задумали утопить его в кяризе — древнем подземном арыке, одном из тех, какие и сейчас еще кое-где подают воду из предгорий на колхозные поля, воду, укрытую от воздействия солнца и потому не подверженную испарению.
Иван Федорович говорил по-туркменски так же свободно, как и по-русски, и не удивительно, что в каждом колхозе, в каждой бригаде, в каждом доме его встречали как лучшего друга. Стоило ему появиться, и селение мигом облетала весть:
— Наш районный мираб приехал!..
Плужников с самого начала заявил себя сторонником временных оросителей и возлагал на них большие надежды. Всю зиму ему не терпелось проверить на деле опыт колхоза "Новая жизнь", и сегодня, воспользовавшись тем, что весна вступила в свои права, он решил навестить больного Покгена, да заодно осмотреть укрупненные поливные участки, или, как говорят специалисты, карты.
Покгей очень обрадовался старому другу, — положительно все сегодня складывается на редкость удачно, — отметил про себя башлык и принялся было готовить угощение. Но Иван Федорович наотрез отказался от плова и даже не стал раздеваться. Единственное, от чего он не сумел увильнуть, да и слишком силен был соблазн, — это от большой пиалы верблюжьего чала.
— Все дома сидишь?.. — вытирая губы, подтрунивал Плужников над Покгеном. — На дворе весна, а ты из своей норы носу не показываешь… Отяжелел, брат, отяжелел, обленился…
Покген только успевал отшучиваться, но последние слова, очевидно, задели его.
— Это — я-то?! — воскликнул он и задорно разгладил усы. — Хочешь знать, кто ленив, — пошли на полив!
А Плужникову только того и надо. было. Через пять минут они уже мчались на машине в сторону хлопковых плантаций. Иван Федорович; ухмыляясь, поглядывал на приятеля, а Покген жмурился от яркого солнца и с удовольствием слушал веселый шум вылетающих из-под колес брызг. Весна и впрямь омолодила его.
Поливные участки второй бригады поразили своим размахом даже Покгена. За всю свою долгую жизнь он не видел таких поливных карт. К самому горизонту уходили ровные неоглядные поля. На одной из них полив только заканчивали, и вода заполнила временные оросители, откуда неторопливо растекалась по выводным бороздам.
На соседней карте уже шло уравнительное боронование. Где-то далеко-далеко, словно затерявшись в непривычном для глаза просторе ровного поля, маячила темная точка. Она едва заметно увеличивалась в размере, постепенно приближаясь к молчаливо стоявшим у дороги Покгену и Ивану Федоровичу. Вскоре эта точка превратилась в дизельный трактор, который работал в сцепе с плугом и боронами.