— Ты совсем свой дом забыл, Хошгельды. Даже попить чаю и поесть не приходишь. Разве это возможное дело голодным целый день ходить! Ведь это не только сегодня, каждый день так. Все люди работают, да я что-то не видела, чтобы кто-нибудь поесть забывал.
Будто не слыша ворчания матери, Хошгельды сел за стол, выпил пиалу чаю и принялся за обед.
В это время на пороге появился Вюши. Он поздоровался с Нязик-эдже и Хошгельды и, без всякого вступления, начал уже в который раз рассказывать о том, как он разоблачил Елли.
— Ну, о чем ты говоришь! — остановил его Хошгельды.
— Как это о чем? — удивился Вюши. — Со мной в городе сам прокурор советовался, а здесь будто все сразу забыли про историю с волками!
— Никто ничего не забыл, Вюши, — наставительно заговорил Хошгельды. — Просто жалко на такие разговоры время тратить. Нашел тоже тему — Елли! С ним уже покончено. Он свое получил, а ты лучше поешь. Подсаживайся к столу. Я вот уже пообедал и хочу посмотреть газеты.
— Спасибо, Хошгельды, я недавно обедал.
— Нехорошо отказываться от угощения.
Вюши прислонил к стене ружье, с которым никогда не расставался, и покорно сел к столу. Нязик-эдже принесла чайник, Хошгельды наполнил пиалу и, не отрываясь от газеты, стал пить чай. А Вюши ел и время от времени бормотал, ни к кому на обращаясь:
— А все-таки я показал этому негодяю, кто такой Вюши…
Увидев, что Хошгельды пьет чай, Вюши снова стал ему рассказывать о том, как он перехитрил Елли. Увлечённый чтением, Хошгельды не слушал его. До него долетали тольдо обрывки фраз: "Я ему сказал…", "Он мне сказал…".
Но чтобы не обидеть гостя, он механически произносил какие-то слова, вроде "да, да" или "а потом?", и, увлеченный собственным повествованием, Вюши долго не замечал, что Хошгельды поддакивает ему невпопад. Но когда Хошгельды совсем уж некстати вставил "конечно", Вюши сразу умолк.
— Ты почему замолчал, Вюши? — спросил, оторвавшись от газеты, Хошгельды.
— Да потому, что ты меня не слушаешь. Для тебя мой рассказ, что кваканье лягушки. Противно, но и слушать не обязательно, — с обидой в голосе сказал Вюши.
— Что ты, друг! Я тебя очень внимательно слушал.
— Ну, если слушал, тогда скажи, что случилось с Бахар? Я сейчас именно о ней рассказывал.
Хошгельды ничего, конечно, не слышал из того, что болтал Вюши, но о Бахар он только что прочитал в газете и поэтому, не задумываясь, ответил:
— Бахар дали звание заслуженной ковровщицы. А что еще?
— Да ты, оказывается, действительно слушал меня! — удивленно протянул Вюши.
— Хошгельды дома? — послышался за окном голос Овеза.
— Дома, дома, проходи, Овез, — пригласила молодого бригадира Нязик-эдже.
— Привет, Хошгельды, — проговорил Овез, входя в комнату. — И ты, Непутевый, здесь? — удивленно произнес он. — Не знаешь, куда девать себя от безделья, вот и ходишь по гостям. Ну, что, навьючили тебя сегодня? А ты рад девушкам угодить, вот и таскаешь на себе мешки, точно ишак какой. Не понимаешь, что над тобой смеются.
Вюши не на шутку рассердился.
— Я знаю, кто тебе об этом рассказал. Это разговорчики твоей жены, — горячился он. — А что тут смешного, если человек помогает тюки перетаскивать?
— Да, это, пожалуй, скорее печально, когда молодой человек не знает, чем ему заняться, принимает на себя чужие обязанности, а на работу опаздывает, — не скрывая презрения, сказал Овез.
— Ты прав, Овез, только не надо так кричать на моего гостя, — вмешался Хошгельды. — Я вижу, у тебя какое-то другое дело есть.
— Я пришел к тебе с просьбой, Хошгельды. Нельзя ли немного пересмотреть план сева. На моем-то участке земля куда быстрее подходит, чем у Бергенова. По-моему, еще денек — и можно начинать. Ты бы подъехал ко мне завтра, посмотрел бы на месте…
— А ты когда у себя в бригаде будешь?
— Да я теперь и ночую там, по-фронтовому.
— Обязательно с утра приеду, а сейчас садись, чайку попьем.
— Спасибо, некогда, я ведь не в гости пришел, как некоторые, просто забежал на минутку. Дел у меня теперь — по горло, — помотал он головой и, быстро попрощавшись, выбежал на улицу.
— Ну что этот Овез вечно ко мне цепляется, будто я ему поперек дороги стою, — обиженно проговорил Вюши.
— Овез утомился и волнуется очень за свою бригаду, — вот и кричит. А по существу, Вюши, он прав. Пора, мой милый, над своим будущим задуматься, пора чему-нибудь научиться. — Хошгельды снова взялся за газету, делая вид, что читает. Но ему хотелось знать, как отнесется к его словам Вюши, и он искоса поглядывал на него.
— Если все будут ко мне так относиться, — начал тот после долгого молчания, — мне ничего не останется, как уйти из нашего колхоза. Недаром туркмены говорят: "В своем ауле парню грош, в чужом он всем хорош".