Невзоров последовал за капитаном в ту комнату, где никого не было. Капитан затворил за ним дверь.
– Что делаете вы здесь, молодой человек? – спросил капитан мягким голосом и с видом участия. – Кто заманил вас сюда?
Невзоров молчал.
– Впрочем, мне и не нужно этого узнавать от вас. Доведаюсь другими путями; но кто бы то ни был, он грех брал на свою душу. Вы этим господам не под стать; но ваши деньги им нужны. Я знаю вас, и вашего отца знаю. Подумали ли вы о нем? Подумали ли вы о том, каким ударом для него было бы узнать, что вы затесались в какое-нибудь гнусное дело, что вы арестованы, что вся ваша будущность попорчена?..
Невзоров молчал, но судорожное движение в чертах лица и пробивавшиеся в глазах слезы обнаруживали охватившее его волнение.
– Счастье для вас, – продолжал капитан, – что вы именно мне попались под руку. Повторяю, что знаю вас и уверен, что вы, собственно, ни в чем крупном не виноваты, или не успели быть виноватым, и что сегодняшний урок не пройдет для вас без пользы. Обещайте мне сказать о случившемся вашему отцу и быть завтра с ним у генерала в 10 часов утра. Обещаете ли вы?
– Обещаю, – сказал Невзоров.
– Хорошо, дайте руку. Я вам верю. Пойдемте; я вас прикажу отпустить. Но еще раз говорю вам: не забывайте отца.
IX
– Воля ваша, Варвара Матвеевна, – сказал Алексей Петрович, – а я каждый день сожалею о Сокольниках.
– Не знаю, о чем вы можете жалеть, – сказала Варвара Матвеевна.
– О весьма многом, по моему разумению, – продолжал Алексей Петрович. – Во-первых, о том, что мне ближе было ездить на службу; во-вторых, о том, что в сосновой роще воздух и суше, и здоровее; в-третьих, и в особенности, о том, что там жилось так спокойно и тихо. Соседи не те были.
– Чем же вас тревожат здешние соседи? – спросила Варвара Матвеевна. – По обе стороны от нас живут самые почтенные и порядочные люди. Ваш приятель Чугунин недалеко, всего минут пять ходу. И другой приятель, профессор, который, кажется, меня не жалует, но вам по сердцу и с вами так часто рассуждает про газеты, здесь, под рукой, а в Сокольниках вы бы его как своих ушей не видали.
– Это так – но и не они, конечно, мне здесь помехой, а те другие господа, которых я вижу в парке. В Сокольниках и Вера могла одна проходить по ближайшим дорожкам, и я мог с ней обойти весь парк без встреч, которые всегда оставляют по себе неприятное впечатление.
– Не знаю, почему и Вера не могла бы здесь себя считать в безопасности и какие встречи вам так неприятны.
– Если бы в ваших привычках было так много ходить, как я в летнее время хожу, то и вам не доставили бы большого удовольствия частые встречи с косматыми молодыми людьми в странных шляпах и длинных сапогах, с дубинкой вместо трости и с какой-то претензией на неряшество в одежде и на грубость в манерах, например, с привычкой ходить в ряд, занимая всю ширину дорожки и заставляя человека моих лет сворачивать в сторону, или с привычкой заглядывать мне более или менее дерзко в глаза, когда они рассудили мне дать дорогу.
– Я вовсе не замечаю такой невежливости со стороны здешних студентов, – сказала Варвара Матвеевна. – Они мне всегда дают дорогу и мне в глаза не смотрят. Вы забываете, Алексей Петрович, что щегольства от них нельзя требовать. Да и к чему оно? Какая польза быть франтами? Вы сами никогда франтом не были.
– Не спорю, не был.
– А что касается отдаленности, то разве вам так близко было ездить и в Сокольники? И до Покровки нелегко добраться; а там еще нужно было проехаться по Басманной, потом по скучной Красносельской улице, прежде чем попасть на шоссе. По-моему, конца не было тому пути.
– Не спорю, путь длинен; в Москве во все концы далеко; но все-таки путь туда короче, чем сюда. Взгляните только на план.
– Спасибо за ваши планы – я в них ничего не понимаю. Да и верны ли они? Ведь их не снимают вновь, а только переписывают со старых, переделывая то одно, то другое как придется. В натуре все давно переменилось, и я уверена, что во всех планах ошибок тьма.
Алексей Петрович встал и, не продолжая разговора, сошел с полубалкона или полукрыльца, на котором он сидел с Варварой Матвеевной, в принадлежащий к даче садик. У невысокого, в так называемом русском стиле, выведенного вдоль улицы сквозного забора, стояли Вера, студент Невзоров и сестра Невзорова Софья Ивановна Турова, жена одного из командиров расположенных в Москве полков. Г-жа Турова проводила лето в Кускове. Она познакомилась со Снегиным у Чугуниных и заехала случайно с братом в предвечернее время, на возвратном пути из лагеря под Михайловским. Благодаря хорошей погоде проезжих и прохожих в тот день было довольно много. В ту минуту, когда Алексей Петрович спустился в сад, по улице проехала коляска, в которой сидели два господина из статских, один в форменной фуражке, другой в круглой шляпе. Оба внимательно посмотрели на дам и на молодого человека, стоявших у забора, и, по-видимому, сами обращали на себя внимание прохожих, потому что некоторые из них останавливались и что-то долго смотрели вслед коляске.