От размышлений меня отвлек стук закрывшейся калитки. Дикий виноград пока не распустился, но частые плети, оплетающие стены террасы, не давали возможности сразу увидеть, кто же явился. Впрочем, в провинции пока бытует привычка ходить в гости без приглашения, так что и двери у меня обычно не запираются. То приятельницы забегут, то ученики зайдут за советом. Так что этот приход меня не особенно удивил. Помню, что ощутила лишь легкое недовольство. Классный час предстояло провести завтра утром, а у меня единой связной концепции беседы не просматривалось.
Вошедшими были мать и двое ребят-подростков. Прямо с порога женщина рухнула на колени и стукнулась лбом в пол. И тут я признала Наталью. Наши прадеды, говорят, были братьями. Но мы с ней родственных отношений не поддерживали. И возраст тому не способствовал, и интересы были разные. Я после школы долгое время училась, работала далеко на юге страны. Наталья, едва закончив восьмилетку, сразу пошла на ферму. Ее не интересовала учеба, не привлекала перспектива переезда в город, она любила свою деревню и покидать ее ни при каких условиях не собиралась. Девчонку тянуло к животным, она могла долгими часами копаться в огороде, выращивая какие-то новые сорта овощей. И ей не было дела до нарядов, косметики, свойственных молодости поисков женихов. Впрочем, этого добра у нее было в достатке, только не такого, какого ей хотелось. Пути наши пересеклись совсем недавно, когда ее старший сын перешел в девятый класс и стал ездить учиться в городскую школу.
-- Помогите, Ирина Викторовна. На вас только надежда, -- Наталья поползла ко мне по полу на коленях. Ее крупная фигура странно колыхалась. Это было бы смешно, если бы не было так страшно. Потому что я увидела в глазах ее сыновей стыд и отчаяние. Они понимали наивность своей матери, но не могли сейчас ей перечить. А она в своей безысходности свалившегося на семью горя просто не знала, где найти утешение.
-- Господи, Наталья, ты с ума сошла, встань сейчас же, -- я подскочила к распластавшейся родственнице и попыталась ее поднять. Та, не отдавая себе отчета в происходящем, вдруг заголосила тоскливо и с подвыванием. Сыновья бросились к ней, стали смущенно объяснять, что мама тяжело переживает смерть их отца.
-- Вы не думайте, мы не будем вас беспокоить. Мама только не знает, куда обращаться, -- путано стал объяснять восьмиклассник Федя. Я однажды посмотрела из любопытства, как же его на самом деле зарегистрировали в загсе, оказалось, что Федором. А его брата, ученика моего класса, назвали просто Аликом.
-- Ирина Викторовна,-- опять взмолилась Наталья, -- помоги, я знаю, у тебя много знакомых. И в милиции тоже. Может там уже известно, кто убил Мишу. Ой, как же нам жить теперь, на кого же он нас покинул, да кто же на него руку-то поднял, -- заголосила она. Мне показалось, что баба сейчас впадет в истерику, начнет биться в припадке. Чтобы успокоить ее, я пообещала кое-кого порасспросить о случившемся.
-- Ох, да не за этим я пришла, -- вновь запричитала родственница. Ее горе мне было понятно. Потеря кормильца и опоры семьи выбила почву из-под ее ног. Но вскоре она придет в себя. И как всякая русская деревенская женщина возьмет себя в руки и продолжит нелегкий труд по воспитанию детей на те мизерные крохи, которые зарабатывает за каторжный труд на ферме. Но дальнейшие ее слова заставили задуматься, что не все так просто, как я думаю.
-- Боюсь я, вот и Алику угрожали. Приходили ночью, требовали что-то отдать. Сказали, чтобы Алик ехал в Таджикистан, там, мол, отец что-то забыл.
-- Что хотели эти люди? И кто они? В милицию по этому поводу обращались? – засыпала я своих просителей вопросами.
Алик смущенно переминался с ноги на ногу. Как всякий деревенский подросток, он робел перед учителем. А я была к тому же его классным руководителем. И он чувствовал себя неудобно. Смуглые щеки его волнами заливал яркий румянец. Крупные как вишня шпанка глаза в опахалах густых ресниц влажно блестели. Уже сейчас видно, что парень вскоре станет красавцем. И теперь ему девчонки проходу не дают, а что будет дальше. Но жаркий румянец, полыхающий на щеках и спускающийся на шею, на этот раз не был результатом смущения. Мальчишка явно чего-то боится. И не хочет говорить, чтобы не тревожить мать.
-- Вот что, Алик, мне надо с тобой поговорить, а мама с братом пока чаю попьют с дороги, -- тоном, пресекающим все возражения, приказала я и кликнула дочерей.
Близняшки Полина и Елена были года на два младше Алика и учились в седьмом, доставляя мне сейчас массу неприятностей проснувшейся строптивостью. Приходилось применять жесткие меры воздействия, четко контролировать их поведение. В ответ на это они порой применяли прямо-таки иезуитские приемы противодействия. На этот раз на зов из глубины дома они выскочили сразу вдвоем. А мне казалось, что придется опять проводить сеанс послушания. Я попросила их позаботиться о гостях, напоить и накормить. При этом заметила, как презрительно поджала губы одна, оглядев не по моде одетых гостей, и как вспыхнула другая при виде Алика. Так, Полина уже попала под обаяние парня. Ну, у этой моей дочи семь пятниц на неделе. Она готова влюбляться и страдать уже ради самих страданий. Так что особого беспокойства я на этот счет не испытывала, а вот Алена что-то стала в последнее время привечать людей по одежке. Это меня настораживает. Надо будет поговорить с девчонкой.