-- Ты бы мне подсказала, что им делать сейчас, надо же какие-то бумаги оформить, разрешения для того, чтобы жить здесь, -- попросила напоследок Наталья.
С этим я обещала помочь.
Впрочем, тут моего участия и не потребовалось. Аматулла позвонил своему дяде в Москву, тот -- куда следует, и вскоре все бумаги были готовы. Как говорится, диаспора о своих позаботилась. И с Кулиевыми договорились. Те приняли парня на долю отца без всяких претензий. Вскоре Амат, как все стали его звать, уже стоял на привычном месте своего отца и зазывал покупателей.
А Наталья не могла нарадоваться на свою помощницу. Девушку звали Гульхон, но Наталья стала звать Гулей. Несмотря на свой субтильный вид, девчонка оказалась расторопной и работящей. Она довольно быстро приноровилась к работе в огороде и уходу за скотом. Вот в избе, как по привычке называла свой дом Наталья, убираться не умела. Да и постелью особо не пользовалась. Укладывалась спать в терраске на полу, расстилая привезённые с собой вещи. И готовить на печи первое время не умела, выносила кастрюли на двор, где проворно соорудила очаг, а потом бегала к ручью отчищать их от сажи.
Но постепенно и Гуля проникалась благами цивилизации, поняла, что удобнее набирать воду из-под крана на кухне и готовить на плите, хотя это для неё было непривычно.
А вот на огороде она довольно ловко перенимала навыки у своей хозяйки, чувствовалось, что заниматься землёй ей приходилось. Так за работой они и стали находить общий язык. Девчонка довольно скоро стала понимать, что ей говорит Наталья, а потом попыталась и отвечать на новом для неё языке. Брат в отличие от отца к Наталье не переехал, устроился в городе на квартире. Заглядывал в деревню редко.
При каждом приезде его Гуля замыкалась, в разговорах с ним на все его вопросы отвечала коротко, опустив глаза. А тот жёстко отчитывал её, что-то требовал...
Однажды Наталья, неожиданно зайдя в сарай, застала Гулю копающейся в старье, сложенном на полках. Та тут же выскочила опрометью и кинулась в овчарню...
Наталья только пожала плечами. Ничего ценного здесь не было. Давно пора бы выбросить эту ветошь, да по деревенской привычке оставляла -- авось пригодится.
Вот о семье своей Гуля рассказывала Наталье часто. Она скучала по младшим. Последнему брату было три года. И она его нянчила с самого рождения. Раньше, когда отец работал, они жили нормально. Всегда мука была, лепёшки пекли, огород держали. Мать в доме управлялась, а старшие за младшими смотрели, со скотом помогали. Брат нанимался к соседям на работу...
-- Хорошо жили, -- вздыхала Гуля, вспоминая семью. -- Отец переводы слал, нам хватало. А потом... потом стало плохо. Приходили чужие, требовали денег... Грозили убить. Мать отправила нас сюда. Так дядя велел...
Наталья девчонку жалела, понимала, что той несладко жилось в кишлаке, раз уж и в школе не доучилась, а была приставлена нянькой к младшим... И работать на чужих приходилось, как она поняла из рассказов Гули...
...С Ольшанским я встречалась нечасто. Жили мы в разных концах города. Он теперь был пенсионером, говорили, что собирался открыть какое-то дело. Я была весь день занята в школе, к тому же вскоре предстояло определять дочерям их дальнейший путь.
Полина в очередной раз страдала от любви к мальчику из одиннадцатого класса. И теперь пестовала эту свою боль неразделённости, потому что предмет её воздыханий был увлечён своей одноклассницей, всегда модно и богато одетой дочерью мэра города. И совсем она не замечала робких намёков на чувства со стороны своего одноклассника, с которым некоторое время у них были дружеские отношения, когда они оба занимались в школьном театральном кружке.
О дальнейшем жизненном пути Полина совсем не задумывалась, заявив, что куда поступит, там и будет учиться. Совсем другое отношение к выбору жизненного пути у Алёны. Эта моя дочь всегда отличалась меркантильным отношением к жизни. Её больше волновало, где, на каком поприще можно больше заработать. Стать учителем, в отличие от меня, считала полным отстоем, сетовала, что все её знакомые считают учителей кем-то вроде прислуги, этакими людьми, предоставляющими определённый набор услуг и не более того, и котируется эта профессия где-то между продавцом в магазине и почтальоном... Впервые услышав эти её рассуждения, я была просто шокирована. Но вглядевшись попристальнее в её подруг, вскоре поняла, откуда ветер дует. Дружила она с дочерьми местного предпринимателя и чиновницы муниципалитета. И все её мечты сводились к желанию поступить в областной университет на юридический факультет, куда стремились и её подруги. В отличие от сестры, голову мальчиками она не забивала. За ней и так хвостом ходили воздыхатели. Но она отвергала все попытки предложения дружбы. Все её помыслы были направлены на учёбу и в итоге на получение золотой медали, которая и должна помочь ей достичь поставленной цели. Училась она отлично и особой тревоги у меня не вызывала, если бы не это отношение её к жизни -- слишком потребительское и эгоистичное даже в отношении дружбы. Никакой романтики, вся жизнь расписана по пунктам, в которых не было места любви, но явно прослеживалось желание пробиться в верхние эшелоны чиновничества и заполучить в мужья какого-нибудь крутого бизнесмена... Я на эти её пожелания только вздыхала. Все мои доводы у Алёны пролетали мимо внимания... И я понимала, что где-то когда-то упустила в воспитании дочери главное, обучение человечности. А достучаться теперь уже до её разума не могла. Оставалось надеяться, что суровая правда жизни обкатает её и докажет правоту моих советов. Но... дочери придётся не раз получить удары судьбы...