Это известие всколыхнуло народ. Вначале был просто недовольный ропот родителей учеников, потом в область пошли гневные письма с протестами против реформы школ... Руководство района пыталось убедить население в перспективности оптимизации обучения школьников после объединения... Но родители уже вкусили первых проблем после внедрения в школе новых программ образования и введения вместо привычных экзаменов проверки знаний в форме ЕГЭ... Короче, на некоторое время разговоры о слиянии школ затихли...
В один из сентябрьских дней, как раз в разгар бабьего лета, когда после унылых осенних дождей погода подарила несколько солнечных деньков, ко мне вновь пришла Наталья Воронина. Принесла банку молока, творог и сметану. Она, несколько помявшись перед дверью, хотя я её сразу пригласила в дом, робко переступила порог...
-- В чём дело, Наташа? Что случилось? -- первым делом осведомилась я. Родственница без крайней нужды ко мне не заглядывала.
-- Ирина Викторовна, я за помощью к вам, -- начала она, теребя конец платка... Потом замолчала. Я поставила чайник, достала чашки. Видела, что разговор предстоит серьёзный. Просто так она не разговорится.
За чаем, когда уже были расспрошены и рассказаны некоторые новости из жизни родственников, Наталья вдруг решилась поведать то, из-за чего и пришла ко мне.
-- Вы же знаете, Ирина Викторовна, что я детей покойного Миши как родных приняла. Гулю оставила у себя, чтобы девочка обвыклась, хоть немного нашу речь понимать стала. Ни в чём ей не отказывала... А она... -- Наталья неожиданно всхлипнула, -- я же к ней как к дочери, а она...
-- Объясни внятно, что она сделала?
-- Она... -- Наталья тяжело вздохнула, -- она вчера мне заявила, что я должна ей платить каждый месяц по двадцать тысяч за то, что она у меня в огороде работает и в избе убирается... сказала, что я её в рабстве держу. А откуда у меня такие деньги? Ферма наша закрылась, а на почте я всего восемь тысяч получаю, а то, что с огорода да с молока выручаю, так стараюсь ребятам отправить... Почему она так со мной, за что?
-- Видимо, решила, что ты её в доме в качестве прислуги оставила...
-- Прислуги? Вон оно что... То-то я гляжу, как Амат к ней приедет, всё по-своему шипит, что-то выговаривает ей. Мне-то ничего не говорит, а всё ей... требует денег... И что мне делать?
-- Слишком ты добрая, как я погляжу... Поговори с Гулей, объясни, что нет у тебя таких денег, чтобы прислугу держать. Пусть к брату едет, а он её на работу устраивает...
-- Не могу я вот так выгнать её, -- Наталья умоляюще поглядела на меня, -- что мне делать?
-- Хорошо, давай я съезжу к тебе и поговорю с ней, объясню...
Сама пообещала, а как подступиться к такому деликатному разговору, придумать не могла. Девочка не настолько усвоила нашу речь, чтобы понять меня, и может превратно истолковать мои слова. И тут я вспомнила, что Ольшанский при мне как-то говорил с рабочими-мигрантами, что трудятся на ремонте дороги, на их языке. И те его хорошо понимали.
Не хотелось мне первой вступать в контакт с Андреем. Всё-таки былое так и не зарубцевалось в душе, и любое общение только бередило раны. Но что-то ведь надо делать, как-то помочь родственнице...
Ольшанский, вникнув в проблему, с готовностью согласился помочь. А чтобы подкрепить дело на законных основаниях, пригласил Высоковского.
...Дом у Натальи добротный. Ещё её покойный отец строил. Под общей крышей расположились и хлев, и сеновал, что не характерно для нашей местности. Это дядя Коля присмотрел в ходе работы в других областях. А Наталья содержит дом в порядке, у неё и двор, и огород всем на загляденье. Вот и приехавшей девочке показалось, что хозяйка в золоте купается, а значит, можно с неё денег потребовать за работу...
Наталья вышла на крыльцо встретить прибывших. Она несколько смущалась мужчин, одного из которых видела впервые, и не знала, что делать. Пригласила в дом. Потом позвала Гулю.