- Фамилию царапаю и еще несколько слов. Да тут особенно и расписывать нечего. Надо только написать: «В наших реках глушат рыбу». И все. Там поймут, чем козел пахнет.
Затем он рассказал, что лосось гибнет не только от варварства, но и от больших ливней, когда реки вздуваются и вода несет многопудовые камни, как щепки. От таких камней и страшной силы воды, которая бьет и оглушает рыбу, подобно взрыву, лосося погибает немало. Однажды, после ливня, когда вода уже спала, колхозник нашел на берегу много мертвой рыбы, в том числе и несколько лососей весом по два с лишним пуда.
Еще старик объяснил, что лосося выше по реке пока нет. В верховья реки он начинает подниматься, и то очень медленно, только во второй половине лета. Во время икрометания, которое бывает осенью, он заходит даже в мелкие притоки. На блесну лосось ловится плохо, лучше - на небольшую живую рыбку. Ловить надо только по зорям, в сумерках. Профессор, по его словам, поймал лосося случайно, в этих местах его пока мало. Но при этом гость проговорился, что в двух ямах он видел очень крупных рыб.
- Где же эти ямы? - простодушно спросил Никита Петрович.
- Там, внизу, - неопределенно ответил колхозник.
- Как их найти?
- Найти можно, да разве я, чудак-человек, вам скажу? Я ведь сам рыбак. Если одни будут глушить, другие удочкой с катушкой ловить, что же на мою долю останется?
Профессор стал уговаривать гостя. Не помогло. Никита Петрович потерял надежду, огорчился и стал расспрашивать о животноводстве, а потом рассказал, что этот край в горах скоро станет очень богатым, вырастут новые сады, расширятся поля, будет много чая.
- Вот это дело! Вот это дело! - вскочил старик. Борода его запрыгала. - Вот за это спасибо. За такие золотые слова. я тебе открою, где находится рыба.
И рассказал, как найти ямы с лососями. Этим летом в них еще не глушили. Но тут же предупредил, что ловля лососей спиннингом тоже запрещена.
Профессор промолчал.
Когда старик ушел, Никита Петрович сел к огню и намотал на катушку толстую леску. На рассвете он собирался пойти к заветным ямам. Аспирант удивился, как мог профессор решиться ловить спиннингом, если такая ловля запрещена.
Проснулся Борис рано - восток только еще серел. Профессора в палатке уже не было. Вдали на реке слышались его шаги по гальке.
Было еще так темно, что аспирант удивился, когда услышал робкую трель певчего дрозда - уж очень рано. «Не успел проснуться и сразу же за песню», - подумал он. Совсем скоро к песне дрозда присоединился зяблик, заиграла на флейте иволга, запели и другие птицы. Й такой был хор, звучный и торжественный, и такая появилась мысль, что юноша замер от удивления: «Как же раньше мне не приходило это в голову?» - подумал он. Сколько раз он слышал утренние гимны птиц, но в то утро в первый раз за всю жизнь заметил, что птицы, проснувшись на заре, не бросаются за пищей, а прежде всего встречают радостью свет. Значит, ощущение радости в брачное время у них выше всего.
Серый восток скоро стал светлым, но еще не ярким. Птицы приумолкли, и довольно долго в лесу было тихо. Они, вероятно, проголодались и искали корма. Но перед тем как взойти солнцу, лес опять загремел. Когда же вершины деревьев засветились, птицы снова умолкли.
За это время Борис успел одеться, умыться из чайника и увидеть, что на ближайшей яме форель с рассветом набросилась на пищу. Ощущение радости, света не всем дано. И тут он опять подумал: «Если птицы отвечают радостью на ощущение жизни, то человек и подавно может превратить жизнь в огромное торжество».
Он спустился к реке. «Радость всюду живет вокруг нас, - продолжал думать аспирант. - Человек, открой шире глаза и сердце, и ты напитаешься ею».
Охваченный светлым чувством, он пошел искать Никиту Петровича.
Борис увидел его около невысокого водопада. Три огромных камня перегородили реку. Мчащийся поток воды наскакивал на них, вздымался и с ревом падал. И так как он мчался безостановочно на протяжении веков, то, падая, вырыл яму необыкновенной глубины. Срываясь с камней, поток кипел. В сине-зеленой воде рождались и умирали миллионы белых пузырьков. Вода вместе с мусором и мертвыми насекомыми, прежде чем разбежаться, крутилась в яме. Под такими водопадами всегда стоит форель, а там, где много ее, бывает и лосось.
Профессор спокойно стоял на прибрежном камне и крутил катушку. Аспиранта удивило, что вращал он ее слишком долго. Подойдя ближе, он увидел, что катушка иногда вдруг раскручивалась сама собой, после чего рыболов вращал ее в обратную сторону. Леска то укорачивалась, то удлинялась. Нетрудно было догадаться, что на крючке сидит рыба. Она ходила по дну под белыми пузырьками.
Через некоторое время леска перешла на середину омута, на спокойную воду. Там неожиданно появился водоворот. Это круто повернулась рыба. По величине водоворота Борис понял, что лосось был очень крупный. Вслед за этим на катушке затрещал тор 1моз. Профессор старался сдержать ее вращение пальцами, но оно было настолько стремительным, что он не справился. Леска вытянулась метров на шестьдесят. Она была, как туго натянутая струна. И вдруг ослабела, да так, что вся опустилась в воду. Даже аспиранту стало ясно - лосось сорвался.
Выражение глаз рыболова Борис не видел, но вид у профессора был растерянный. Он стоял с раскрытым ртом. Аспирант тоже огорченно вздохнул. Рыболов повернул к нему лицо, и Борис увидел пустые глаза. Профессор вяло стал подматывать леску. Когда оставалось до грузила метров десять, катушка остановилась, значит крючок зацепился за камень. Новое огорчение! Нужно было либо рвать шнур, либо нырять в глубокую холодную яму. Никита Петрович потянул в одну сторону, в другую - ничего не выходило. Крючок-тройник зацепился крепко.
- Давайте длинную палку, - глухим голосом сказал рыболов.
Аспирант нашел сухую пихтовую жердь, принесенную водой с верховьев, и ткнул ее в место зацепа. Жердь оказалась короткой. Профессор потихоньку начал дергать за леску. И вдруг… Как ожило его лицо! Леска поползла в середину омута. Конечно, это была рыба, а не утонувшее бревно, которое течением носит по яме. Борис был уверен в этом. Но через минуту стал сомневаться: «А может быть, и в самом деле бревно?» Уж очень оно двигалось медленно, а главное, по течению. Никита Петрович попробовал остановить катушку, но не смог. Она перестала вращаться лишь тогда, когда бревно или рыба уперлась в камень.
Обождав немного, рыболов осторожно стал подводить к себе это - что-то тяжелое и непонятное. На середине ямы все объяснилось: рыба взметнулась на метр над омутом и шлепнулась в воду с таким звоном, что он заглушил. шум водопада. Борис широко раскрыл глаза - до чего же все было неожиданно! И как велика была рыба! И тут же омрачился: такую громадину, безусловно, не вытянуть. Лосось порвал бы леску во время прыжка, если бы рыболов не догадался вовремя ослабить шнур.
Великан помчался в глубину. Профессор сдерживал его, как коня на вожжах. Катушка медленно трещала. Потом леска ослабела, и Никита Петрович снова без усилий подвел рыбу на середину ямы. Так было много раз.
Прошло не меньше часа, пока утомленный лосось не сдался. Профессор подтащил его к себе, как в поводу, совсем близко. На мелком месте, в прозрачной воде, он был виден отчетливо: спина черная и широкая, как бревно, весом он был не меньше пуда. Увидя людей, лосось выпрыгнул из воды и с новыми силами помчался на глубину. «Р-р-р…» - зарычал тормоз на катушке. Отчаянная борьба продолжалась, но рыба ослабевала все больше и больше. Наконец, профессор снова вытянул ее на мелкое место. Из воды показалась спина. Борис было кинулся к лососю, но рыболов отстранил его. Он сам подошел к нему и совсем не спеша наклонился. За эту медлительность аспирант был готов обругать своего учителя - ведь рыба могла уйти! А может быть, Никита Петрович хотел продлить ощущение победы? Пока рыболов наклонялся, лосось ожил, зашевелил плавниками и стремительно ринулся в реку.
- Какой же вы… - Борис еле удержался, чтобы не добавить «растяпа».
- Все равно не уйдет, - спокойно ответил Никита Петрович.
Пока профессор снова подвел рыбу к берегу, прошло минут десять. На этот раз лосось тащился на боку - так он был измучен. Рыболов вывел его вновь на мель и запустил пальцы под жабры. Аспирант бросился ему на помощь, и они вдвоем еле подняли серебристую рыбу с черными крапинками. Она извивалась. Но профессор вместо того, чтобы вынести ее на берег и там отцепить тройник, вонзившийся в верхнюю губу, усеянную редкими зубами, сделал это тут же над водой. У Бориса все время замирало сердце: трепыхнется лосось, и пиши - пропало! В воде его не поймать.