Опыт показал, что если нам в начале боя удавалось сбить хотя бы одного фашиста, психологическое и тактическое преимущество уже, как правило, прочно оставалось на нашей стороне.
Как-то так случилось, что «мессеры» сразу отсекли Алексеева. Бросаюсь на выручку, но двое гитлеровцев встают на пути. Вижу огненные трассы, тянущиеся к моей кабине, К счастью, нити их проходят где-то слева внизу. Кажется, пронесло.
И вдруг — удар. Лицо заливает кровь. Бросаю самолет вниз. Осматриваюсь. Вижу — фонарь кабины тоже весь в крови. Первая мысль: «сбит!» Но что за чертовщина, боли не чувствую. Вывожу машину из пике — слушается. Поднимаю ее вверх — идет. Ворочаю руками — боли нет. Только саднит лоб.
Провожу пальцами по лбу: отдираю прилипшую кость. Непостижимо. Туго соображаю: «Если это моя кость, то почему я жив. Если не моя, то откуда кровь, и вообще, что, собственно, произошло?»
К счастью, раздумывать было некогда. Оглянувшись, я понял, что через минуту-другую размышлять вообще бы уже не пришлось: в хвост мне заходил «мессер».
Резко — ручку от себя. Проваливаюсь вниз. Разгоняю скорость. Снова набираю высоту. И вижу рядом Алексеева. Видимо, он уже успел отбиться. У него — встревоженное лицо:
— Что случилось? Жив? У тебя все в крови! — Голос Алексеева в наушниках действует отрезвляюще.
Действительно, что же случилось? Осматриваюсь: рядом опасности вроде бы нет. «Мессеры» уходят, преследуемые «яками». Внизу, на воде, плавают обломки. С болью в душе замечаю — от нашего штурмовика.
И только теперь рассмотрел: к бронестеклу прилипли белые, окровавленные перья. И, наконец, догадываюсь: это чайка ударила в лобовое стекло. Плексиглас пробила, а плиту не смогла. Кровь и крошево разлетевшегося тела чуть не вывели меня из строя.
Где-то я читал, что как-то самолет столкнулся с орлом. Но самому такое привелось испытать впервые. Действительно, чего только не случается на войне, и скольких нелепых случайностей нельзя наперед предвидеть!
— Жив! — отвечаю Алексееву. — В самолет ударила чайка.
— Хватит болтать, — не поверил товарищ. — Может быть, вернешься домой? Нужна помощь? Дотянешь?…
— Идем на цель…
А в Феодосийском порту уже клокотало пламя. Штурмовики начали свою работу.
Телефонограмма приходит под утро
Телефонограмма пришла под утро.
…В сложившихся обстоятельствах, когда необходима четкая транспортная связь с Керченским полуостровом, уничтожение торпедных катеров противника в северной части Черного моря — одна из важнейших первоочередных задач.
По данным разведки, катера противника базируются в основном в портах Феодосия и Киик-Атлама. Отсюда они выходят для действия на наших морских коммуникациях в районах Тамани и Туапсе.
Проведя дополнительную авиаразведку, уничтожить торпедные катера противника в портах Феодосия м Киик-Атлама.
— Соедините со штабом! Срочно!
— Есть!
— Телефонограмму получил. Каков состав сил на операцию?
— Предположительно: тридцать Ил-2, двадцать Як-9, двадцать ЛаГГ-3. Операция должна быть подготовлена особенно тщательно… Учтите все возможные осложнения…
— Слушаюсь…
Собственно, сама по себе такая операция для нас не была новинкой. Не раз и не два, прикрывая штурмовики, мы ходили громить плавсредства противника в Феодосию и Киик-Атламу. Но это были обычные рейды на поражение. Сейчас ставилась задача уничтожения торпедного флота немцев в северной части Черного моря.
Ничего не поделаешь — нужно собирать руководящий состав частей дивизии. Решено было пригласить также старших штурманов: они имели огромный опыт боевой работы. Заседали несколько часов. Заключая, комдив Манжосов сказал:
— Значит, действуем методом последовательных, комбинированных, массированных бомбоштурмовых ударов нескольких групп. Атакуем с разных направлений… Это — общая задача. Теперь — со всем летным составом надо провести групповые упражнения. Отработать все детали бомбоштурмовых ударов и организацию взаимодействия между штурмовиками и истребителями. Весь наш механизм должен работать, как часы… Операцию назначаю на одиннадцатое марта… У вас есть три дня в запасе. Действуйте!..
Март в тот год выдался капризный: все три дня над аэродромом низко висели тучи. Шел дождь. Отчасти это было и неплохо: нам никто не мешал. Барражируя почти на бреющем, летчики «репетировали спектакль». С волнением ждали утра одиннадцатого: не подвела бы погода!
В четыре часа ночи я вышел из землянки. С моря дул резкий ветер. Заметил на небе одну, вторую, третью звездочку. Это уже неплохо: значит, тучи рассеиваются. Лишь бы не было сплошного тумана — он частый гость по весне в крымских предгорьях.