Мы оказываемся в холле — холодном помещении, которое старается казаться теплее за счет обшарпанных оранжевых и желтых диванчиков и нескольких окон, которые не мешало бы помыть. Несколько заключенных со своими посетителями сидят на подушках диванчиков, опираясь локтями на столы. Пара надзирательниц у стены возле двери напоминает ястребов, готовых спикировать на добычу. За небольшим белым столом, уставившись в подернутый маслянистой пленкой кофе, сидит отец Зоуи. Я несколько недель пыталась с ним увидеться, но теперь, когда он здесь, у меня в животе урчит от волнения. Я ковыряю отслаивающуюся краску на столешнице.
— Я пытался прийти раньше, — наконец говорит он. — Получил твои письма, но меня не было в твоем списке посетителей.
— Я знаю.
Я на секунду встречаюсь с ним взглядом, потом отвожу глаза. Из головы никак не идет выражение ненасытной, дикой скорби, которое я видела в его глазах в тот единственный раз, когда мы встретились в тот вечер в его доме. Он хочет знать, почему я созналась. Я хочу знать, почему он не сказал мне правду.
Прежде чем я успеваю произнести «показания под давлением», или «ложные воспоминания», или «нарушение мыслительных процессов», или «неправомерные действия полиции», он говорит:
Я знал, что ты и сама со временем обо всем догадаешься. И ты заслуживаешь того, чтобы знать правду.
Я оставляю в покое краску.
— Сначала я решил, что все дело в зависти. Жизнь Зоуи — у нее было все. Когда Астер в июле привела тебя в наш дом, у меня дрогнуло сердце. Эта девушка так похожа на мою дочь. Работает няней в семье по соседству от дома ее жениха. Подружилась с Кейденом. Подружилась с моей младшей дочерью. Влезает в жизнь Зоуи.
— Я не… — начинаю говорить я, но он поднимает руку.
Неужели все так и выглядело? Возможно, именно так оно и было.
— Когда через десять дней ты призналась в убийстве, я подумал… Конечно же вы встретились. Конечно же ты ее возненавидела.
Сердце колотится. Я заставляю себя посмотреть ему в глаза. Его зрачки расширены.
— Не думаю… — говорю я наконец, потом начинаю снова: — Мы с Зоуи не встречались. Не так, как мне это казалось. Но она пыталась связаться со мной. В декабре, перед самой смертью. Она нашла меня в сети. Сказала, что нам нужно встретиться лично. Предлагала приехать к ней в Херрон-Миллс. Поэтому я и решила… Но я не приезжала. Я не ответила на ее сообщения. Прошлой зимой я не была в Хемптонсе.
По ту сторону стола мистер Спанос кивает. Всего один раз, осторожно. Его кофе стынет.
— Вы знаете, почему она хотела поговорить со мной. Почему хотела встретиться.
Он вздыхает. Поток воздуха протяжно вырывается из его тела, словно из проколотой шины.
— Думаю, мы оба знаем правду, Анна. Я понял в ту же минуту, когда увидел тебя этим летом. Зоуи была сообразительной девочкой. Я знал, что она подозревает, но отказывался говорить с ней об этом. Я не был готов признать правду.
— Мы так похожи, потому что мы сестры, — медленно произношу я, не спуская глаз с его лица, проверяя его реакцию на слова, которые, как мне кажется, он хочет от меня услышать. — Я — ваша дочь.
Мистер Спанос кивает. Морщины вокруг его глаз разглаживаются.
— Мы с твоей матерью познакомились давным-давно, когда мы с женой не жили вместе. Она приезжала в Херрон-Миллс в отпуск вместе с мужем. Думаю, Джон так ничего и не узнал. Или узнал. Может быть, потому он и бросил твою мать. Дело в том, Анна, что и я не знал наверняка, пока не увидел тебя в июле. Твоя мать никогда мне не говорила. Когда ты была маленькой, у меня возникли подозрения, но Глория поклялась, что ты не от меня. Я не видел тебя с тех пор, как тебе исполнилось три, и тогда сходство еще только начинало проявляться. Но когда ты появилась в моем доме, когда назвала свое имя…
— Почему только сейчас? — спрашиваю я сидящего передо мной мужчину… своего отца. — Почему нельзя было рассказать об этом раньше? Вы могли… вы могли спасти меня. Исправить все!
Он хмурится.
Я не мог на это пойти. Как и все остальные, я думал, что ты виновна. И рассказать все жене, Астер… Это разрушило бы мою семью. Мы ведь думали, что тебя будут судить за убийство Зоуи.
Хочется поправить его — причинение смерти по неосторожности, но я этого не делаю. Вместо этого спрашиваю:
А теперь?
— Теперь все… изменилось.
— Потому что вы мне поверили? Что я не имею отношения к смерти Зоуи.
— Я знаю, что ты в этом не виновна, — говорит он, и в его глазах проступают слезы. — Вне всякого сомнения.