Прогулка под звездами по территории Кловелли-коттеджа оказалась на удивление короткой. Наверное, Том был прав, и две целых две десятых акра — это не так много, как кажется сначала. Я иду вдоль самой линии деревьев, обходя бассейн, прохожу мимо отдельно стоящего гаража и журчащего фонтана, направляясь к теннисному корту. Но, оказавшись там, никак не могу сообразить, где включается свет, а ракетки, похоже, закрыты в сарае.
Я отказываюсь от идеи в одиночестве поколотить по мячам, пытаясь послать их хотя бы в сторону сетки, и вместо этого бреду по щебенке, которой засыпан подъезд к дому, в сторону дороги. Светодиодный фонарик бросает узкий белый луч на кусты, мимо которых я прохожу. По словам Эмилии, это азалии. Их розовые цветки трепещут на ветру, и от их призрачного мерцания меня бросает в дрожь, хотя вокруг еще тепло. Я застегиваю худи по самое горло.
Выйдя на Линден-лейн, думаю повернуть направо, чтобы поглядеть на дома дальше по улице, мимо которых мы с Томом не проезжали. Но вместо этого ноги несут меня к соседнему Уиндермеру и его полузаброшенному участку. Оказавшись у кованых чугунных въездных ворот с увитыми плющом перекладинами, спиралями и завитушками, я тут же обращаю внимание на то, насколько ближе этот дом стоит к дороге, чем Кловелли-коттедж или другие, более новые дома в Херрон-Миллс. Отсюда, с узкой полоски проезда, не полностью закрытой буйной растительностью изгороди, я могу хорошо разглядеть Уиндермер через просветы в воротах.
На крыльце горит фонарь, заливая пустующие качели и голубые кресла-качалки мягким бледным светом. Я выключаю фонарик, сую его в карман и оказываюсь в тени, окружающей столб, на который навешены ворота. Том говорил, что Уиндермер построили в 1894 году. То есть этот дом — один из старейших здесь. Я пытаюсь представить себе, как выглядел этот район Хемптонса до постройки Сикреста, «Магнолии» или Кловелли-коттеджа. Должно быть, пространство казалось просто необъятным — вокруг только поля да небо. Здесь не было нужды в изгородях или высоких рядах деревьев, чтобы хранить тайны поместья от соседского любопытства. По Линден-лейн, наверное, почти никто не ездил, и здесь было даже тише, чем в этот вечер.
— Кто здесь?
Я отскакиваю от столба. Кожу щиплет, словно от удара током. Или от страха.
— Кто здесь? — срывается с моих губ скорее требовательно, чем вопросительно, словно это не я притаилась в тени, таращась на чужой дом после заката.
По ту сторону ворот на дорожку откуда-то с передней лужайки, скрытой от моего взгляда, выходит человек. Он худ и не слишком высок — где-то под метр восемьдесят. Он идет, сунув руки в карманы джинсов, и на запястье поблескивает серебром браслет часов.
— Вы заблудились? — спрашивает он.
Я щурюсь, пытаясь как следует разглядеть его лицо в свете фонаря на крыльце, но вижу только, что у него немного смуглая кожа. Он примерно моего возраста — может, чуть старше. Сердце замедляет ход и стучит теперь лишь чуть сильнее обычного. Должно быть, это Кейден Толбот, из Йеля.
— Меня зовут Анна, — отвечаю я. — Няня из Кловелли-коттеджа.
— А, точно, — он вальяжно опирается плечом на столб, словно в зеркале отражая мою собственную позу мгновением раньше. — Эмилия говорила, что взяла новенькую.
— Прошу прощения, что разглядывала ваш дом, — слова вырываются из меня торопливой вереницей. — Обычно я так не делаю.
Мои глаза силятся составить фотореалистичный портрет по подсвеченному со спины силуэту, и по спине ползут мурашки. Я совершенно не знаю этого парня, но на какое-то неуловимое мгновение вижу, как переплетаются наши жизни, как в неподвижном вечернем воздухе раскрываются наши величайшие тайны и глубочайшие страхи.
Он улыбается, и так же внезапно мурашки исчезают, а с ними и мои как бы интуитивные подозрения. Определенно, мне одиноко и, наверное, немного скучно.
— Все в порядке, — говорит он. — Уиндермер надо видеть. Кстати, меня зовут Кейден.
Он протягивает руку через кованую спираль ворот, и я пожимаю ее, стараясь вести себя как дружелюбная незнакомка, какой я по сути и являюсь. Рука у него теплая и гладкая, от него слегка пахнет шалфеем и ванилью. Он весь кажется очень ухоженным, в отличие от дома за его спиной.
— Я только в понедельник приехала, — говорю я ему. — Пока только знакомлюсь с окрестностями.
— После заката?
Пожимаю плечами. Я чувствую, как темнота окутывает мою кожу, словно плащ.
— Вечером мне нечем заняться. А на месте не сиделось.
— Ага, мне тоже, — он машет рукой в сторону лужайки слева от меня, которую я не вижу: — У нас раньше был пруд с золотыми рыбками. Теперь там только лягушки да водоросли. Вот я и думал, как бы его расчистить.