Через десять минут мы покидаем Линден-лейн и идем в сторону города. Солнце быстро заходит, и спускаются теплые летние сумерки. Мы уже давно идем по Мейн-стрит, когда сразу за пристанью он жестом предлагает повернуть направо. Потом мы сворачиваем влево на улочку, по которой мы с Пейсли еще не ходили.
— Сюда. Пройдем через парк Пэрриш.
— Парк Пэрриш?
— Странно, что Пейсли тебя до сих пор туда не сводила. Часть озера отгорожена для плавания, а тени там больше, чем на пляже, — я замечаю, что он бросает взгляд на мои руки, все еще заметно красные даже в тусклом свете фонарей и начинающие облезать.
— Вот негодница! — смеюсь я. — Скрыла это от меня!
— Мельница Арлинг стоит сразу за парком. Практически на его территории. Пешком можно срезать напрямик.
По пути он рассказывает мне о произошедшем после пожара. Миссис Толбот всю неделю была расстроена, и от стресса усугубились, как их назвал Кейден, «позитивные симптомы», включая расстройство мышления и периодические галлюцинации. Не вижу ничего позитивного ни в том, ни в другом, но Кейден поясняет, что так классифицируются психические проявления, связанные с шизофренией. Поэтому на выходные и приехала Дорин, которая и оказалась той самой подругой детства, у которой они были в городе четвертого числа.
Я снова задумываюсь, мог ли Кейден в самом деле устроить пожар. Он наверняка мог догадаться, как это скажется на здоровье матери вместе с отсутствием лошадей, которых, по словам Кейдена, временно разместили в конюшне в пятнадцати минутах езды к северу. В голову приходит робкая мысль, что миссис Толбот сама могла поджечь конюшню в момент психического обострения, но тут же виню себя за это: нельзя делать предположений о болезни, о которой я ничего не могу знать.
Но если я исключаю Толботов, то подозреваемых практически и не остается.
Кейден ведет себя на удивление обыкновенно. Он не скрывает ничего из описания последствий пожара, не задает наводящих вопросов, и ничто в его действиях не указывает, будто он подозревает меня в слежке или краже. Или он не поджигал конюшню, или он очень умелый лжец. Или он понятиа не имеет, что я нашла флэшку, или он очень умелый лжец.
А он наверняка такой и есть, если вспомнить, что ему удалось одурачить весь город, включая, возможно, и саму Зоуи, по поводу своей влюбленности.
Конечно, технически он ей не изменял, если верить переписке. Он достаточно любил Зоуи, чтобы попросить ту таинственную девушку подождать, пока он сам все уладит. В каком-то смысле это даже заслуживает уважения. Но если он в конце концов набрался духа порвать с Зоуи в зимние каникулы и все пошло наперекосяк… Я искоса бросаю взгляд на Кейдена. Интересно, где теперь та девушка с фотографий? Возможно, она просто случайно оказалась втянута в эту историю. А может быть и так, что, когда Кейден не смог разорвать отношения с Зоуи, эта «Ида» взяла дело в свои руки…
Оба варианта леденили душу.
— Честно говоря, — говорит Кейден, когда мы входим в парк, не обращая внимания на табличку «Парк Пэрриш закрыт после заката», — звучит немного странно, но так даже немного легче.
— В каком смысле? — спрашиваю я, выуживая из рюкзака фонарик и освещая дорожку под ногами.
Кейден включает фонарик в своем телефоне.
— Пожар доставил много неудобств. Пришлось искать временное пристанище для лошадей и нанимать строителей для новой конюшни, но маме уже стало лучше с приездом Дорин. Скоро все придет в норму.
— Конечно. Но в каком смысле это облегчение?
Я свечу фонариком по сторонам, чтобы рассмотреть окружающее пространство. Справа — высокий ряд деревьев, за ними — дорога за пределами парка. Слева — поросший травой берег, спускающийся к озеру. Оно такое большое, что я удивляюсь, что до сих пор не подозревала о его существовании. У озера стоит спасательная вышка, а часть песчаной полоски вдоль берега огорожена для купания. За ней, кажется, на многие мили тянется чернильного цвета вода и небо.
— С теми стенами были связаны некоторые неприятные воспоминания, — говорит Кейден. — Теперь конюшни нет, и все словно начинается с чистого листа.
В горле стоит ком. Кейден думает, что открытка и флэшка сгорели вместе с конюшней. Должно быть, именно это он и подразумевает под «неприятными воспоминаниями» и «чистым листом». Он понятия не имеет, что они были вынуты из его тайника мной или кем-то еще. Если только он не испытывает меня, пытаясь проверить реакцию.