Зима принесла нам новые радости. Недалеко от нас были луга, поросшие кустарником и камышами. Теперь они превратились в сплошное белое поле, исхоженное взад и вперёд многочисленными лыжниками. Вид лыжни волновал Недду, и она инстинктивно рвалась вперёд. Она несла меня с такой лёгкостью, силой и быстротой, что я успевала лишь уклоняться от веток, хлеставших по лицу. И если мы догоняли какого-нибудь лыжника, я с трудом удерживала Недду — в азарте она всегда пыталась схватить его за ногу, и я понимала, что видеть несущуюся на тебя с лаем огромную чёрную псину не очень-то приятно. Я старалась уходить с собакой подальше, где было меньше людей.
Во дворе у Недды появилась подружка — некрупная рыжеватая овчарка Герда. Они всегда радостно узнавали друг друга и начинали бешеную возню. Как красивы и грациозны были движения собак! Высунув красные языки, они катались по снегу, взрывая его сильными лапами. Глаза их сияли счастливым, шальным огнём. Недда никогда не убегала от Герды — всегда преследовала её. Наконец, устав, они ложились на снег, часто дыша и кося ещё не остывшими от борьбы глазами.
Недде было хорошо у нас, и нам было хорошо с ней. Иногда мы с ужасом вспоминали, что хотели когда-то избавиться от неё, как от чего-то ненужного и неудобного. Теперь мы и не представляли без неё свою жизнь. А Недда любила нас, и, конечно, всех больше — меня; любила свой дом любила кошку Шаян.
Я училась тогда в седьмом классе, мечтала о профессии зоолога, и Недда занимала всё моё свободное время. Я уже мечтала о лете, когда мы с Неддой будем купаться в Волге и ходить далеко-далеко в лес, — ведь с такой собакой бояться нечего. А сейчас мы готовились к нашему первому в жизни экзамену. Общий курс дрессировки был нами успешно пройден, и на показательном выступлении мы надеялись получить высокие баллы.
Но жизнь распорядилась иначе.
Вечер выдался красивый и тёплый. Щедрый снег валил и валил, покрывал белизной асфальт, дома и деревья и, как густой туман, скрывал в себе очертания улиц, машин и фигуры прохожих. Мы вдоволь наигрались с Неддой и теперь, совершенно промокшие, шли домой.
Не так давно возле дома в который раз уже вырыли глубокую канаву. Наверное, строители задались целью перерыть вдоль и поперёк весь наш двор. Днём Недда обычно легко перемахивала на другую сторону канавы, но сейчас то ли она устала, то ли ей не понравилась глубокая чернота на дне канавы, но она вдруг заупрямилась, попятилась назад и вытащила голову из ошейника. Поняв, что она на свободе, Недда радостно запрыгала по снегу, не обращая внимания на мой строгий голос. Она то отбегала, сразу же пропадая из виду, то подходила ко мне совсем близко, но так, чтобы я не могла поймать её. Я не на шутку рассердилась: «Ах, так? Ну подожди!» — и быстро, чтобы она не заметила, побежала к подъезду. «Сейчас как миленькая начнёшь меня везде искать!»
Прошло каких-нибудь три минуты, как я вышла во двор снова и позвала Недду. Но её нигде не было. Помню пронизавший меня мучительный страх и слабость в ногах… Всплыли слова инструктора Люси: «Никогда, даже возле магазина, не оставляй одну свою собаку! Слишком много до неё охотников». Но у меня в голове не укладывалось, как может послушаться чужого человека моя Недда?!
— Недда! Недда! Недда! — плача, кричала я, но, наверное, и голос мой тонул в этом кошмарном, бесконечном снегопаде.
Потом во двор вышли мама, папа и сестрёнка, и мы снова, в четыре голоса, звали Недду. На зов никто не пришёл…
Ночью я просыпалась от того, что на меня давило что-то тяжёлое, гнетущее. Медленно до сознания доходило: «Недды нет! Нет! Нет!»
Утром я вышла на улицу. На зов никто не пришёл… Суп, сваренный для Недды, всё ещё стоял в кастрюле на окне. Опустела и затихла квартира. Шаян сидела на табуретке у двери и ждала свою подружку.
Отчаяние, горе, да, безысходное горе охватило меня. Оно было так велико, что казалось — без Недды рушится вся моя жизнь. Но во мне ещё была вера, почти уверенность в том, что моя собака найдётся. Что придёт к своему дому сама или её приведут добрые люди. Я всё время искала её: ехала ли в трамвае или сидела в классе за партой. Однажды, услышав на улице лай, похожий на Неддин, я подбежала к окну прямо посередине урока математики… Но то была вовсе не она.
Мы дали объявление в газету, и от каждого телефонного звонка замирало сердце: «А вдруг?!» Нам звонили часто, спрашивали одно и то же: «У вас пропала собака?» Говорили самое разное, и неправду, но во всё хотелось верить; сколько раз мы ехали и бежали в указанные места и возвращались ни с чем…
Недды не было. И я жила одной лишь единственной мечтой — встретить Недду с другим хозяином, пусть через год или больше… И представляла себе, как она узнает меня, вырвется, бросится ко мне, и мы уже никогда не расстанемся… И мне часто снилось, что Недда наконец нашлась.
Я была уверена, что обязательно узнаю Недду — сколько ни прошло бы лет. На правом её ухе была маленькая рваная отметина, оставленная зубами злой овчарки ещё в то время, когда Недда была жалким, неуклюжим щенком.
Пришла весна, за ней — лето, и мы смирились с нашей потерей. Мы старались не говорить о Недде, но я знала, что постоянно помню о ней не я одна.
Теперь всем нам казалось, что мы не можем жить без собаки. Нам казалось, что если взять собаку, то станет легче; а Недда… Что ж, Недда больше не вернётся… Видно, слишком далеко увезли её люди, укравшие её.
В конце лета мы взяли в клубе первый попавшийся адрес и приехали за щенком. Серые, похожие на волчат, толстолапые щенки понравились нам, и мы выбрали самую энергичную и толстую собачку с чёрной мордой и хвостом-верёвочкой.
Конечно, мы назвали её Неддой. И пусть новая Недда совсем не похожа была на ту, первую Недду, мы сразу привыкли к ней и полюбили её. Шаян с первых дней взяла щенка под своё лениводоброжелательное покровительство.
Мы не ошиблись. Действительно, с появлением новой Недды нам стало немного легче, и мы не так остро ощущали нашу потерю. И всё же, если я встречала на улице чёрную овчарку, всё холодело внутри от волнения и надежды…
Прошло пять лет. Недда выросла в хорошую статную овчарку с серой пушистой шерстью. Правда, никто не называл её красавицей, таких, как она, много гуляло по улицам нашего города. Недда была недоверчивой и злой к чужим. Уж она-то никогда не подходила к людям на улице, но и команды «фас» не любила: предпочитала отступить, огрызаясь, чем броситься на врага, как положено хорошей служебной собаке.
Однажды осенью мы с Неддой пошли на выставку собак. Мы не были её участниками, просто хотелось посмотреть на собак.
Сентябрьский день был ветрен и ярок. Жёлтые берёзовые листья шуршали на асфальте, под ногами людей и лапами собак, которых было вокруг видимо-невидимо: больших и маленьких, обвешанных медалями и без медалей. Громко фыркали курносые, чёрные, лоснящиеся на солнце французские бульдоги; поджимая тугие хвосты, прошли мимо лающих овчарок высокомерные афганские борзые; мрачно и спокойно смотрели на происходящее широкогрудые ротвейлеры; крошечная чихуа-хуа, захваченная всеобщим возбуждением, тонко и визгливо лаяла.
Недда немного робела перед догами и сенбернарами и злобно бросалась на собак молодых и тех, что были меньше её размером. Увлёкшись грызнёй с какой-то овчаркой, она на миг выпустила меня из виду и потеряла среди множества людей. Увидев, как она потерянно, испуганно смотрела вокруг, не находя меня, я сразу позвала её, потрепала за уши:
— Ну что ты, глупая, не теряйся в другой раз!
Среди нескольких овчарок, привязанных к забору и гремящих медалями на бархатных нагрудниках, я увидела одну — большую, чёрную… Я узнала и глаза — ярко-коричневые, добрые. Именно добрые, потому что у овчарок чаще бывают злые глаза. Я увидела прокушенное ухо.