И не в ладу с бойкими своими словами, которые она как бы взяла взаймы у себя вчерашней, прославленной и языкастой бригадирши, нынешняя присмиревшая Нюра виновато посмотрела на Михаила, взглядом прося не обижаться на ее слова и не принимать их близко к сердцу. Ведь при всем своем желании не может же она в одночасье вся насквозь переродиться и отказаться от всех прежних своих привычек. Это так легко понять, если любишь хоть самую малость…
И Михаил понял Нюру, накрыл своей рукой ее руку и стиснул у запястья, словно хотел сказать, что в беде он ее не оставит. А давно известно: любая беда, даже и самая горькая, если перемогать ее не в одиночку, а разделить между двумя любящими, сразу никнет и мельчает, и не вдвое, как полагается по правилам обычной арифметики, а в добрый десяток раз. И Нюра, хотя и впервые в жизни столкнулась с этой высшей арифметикой любящих, сразу же усвоила все ее мудрые и вечные законы и уверилась, что вместе с Михаилом ей теперь ничто на свете не страшно.
Она припомнила недавние свои горделивые мысли о том, что ей придется одолевать все житейские колдобины и за себя и за Михаила, и ей стыдно стало. Ну и слепая же она была! И чего вздумала считаться? Выходит, она на самом деле жадная, только не на деньги, а очень уж высоко каждый свой шаг ценит. Неужели все любящие тоже ощупью находят путь друг к другу или им одним так трудно?
Как никогда прежде, Нюре стало ясно: вдвоем они осилят любую беду, а не только паршивую эту проволоку со всеми ее прямыми и косвенными последствиями. Рядом с Михаилом она быстрей и от позора своего очистится, и выдержит все неизбежные душеспасительные Дарьины беседы, и добьется того, что и маленькая Ксюша снова поверит в нее…
Нюру вдруг поразило, что зловредная эта проволока хоть и осрамила ее перед всем поселком, но в то же время прочней связала с Михаилом. Кто знает, как долго еще бродили бы они вокруг да около, если б не эта ее промашка с проволокой. И выходит, даже беда порой оборачивается к человеку выигрышной своей стороной.
— Если не с руки тебе, ты пока ничего мне про эту проволоку не говори, — сказал Михаил. — Потом как-нибудь объяснишь, идет?
По старой привычке Нюра прикинула: нет ли тут какого подкопа под ее самостоятельность, ничего обидного для себя не нашла и честно предупредила:
— Только я не скоро…
— А нам с тобой не к спеху: вся жизнь впереди, — обнадежил ее Михаил и похвастался: — Да самое главное я и так знаю: ты не для себя, а для бригады старалась. Теперь я понял: бригадир не всегда делает то, что ему самому хочется… Ведь так?
Видит бог, Нюра совсем не собиралась прятаться за бывшую свою бригаду, но еще больше надоело ей спорить и изворачиваться. Она машинально кивнула головой и отвела глаза, чтобы не выдать себя. И ничего-то он не понимал, несмотря на диплом техника и свой прославленный умственный труд!
КАПА
В конторе лесопункта светилось лишь окно в кабинете начальника. Тень Косогорова, высвеченная яркой казенной лампочкой без абажура, четко отпечаталась на занавеске.
Капа видела с улицы, как тень ворошила бумаги на столе, гоняла костяшки на счетах, курила и немо кричала в телефонную трубку. Была во всех движениях Косогорова резкость человека нетерпеливого, по горло занятого срочными делами, вечно спешащего и часто опаздывающего. И даже тень у него была строгая, деловитая, начисто позабывшая все, что когда-то связывало их, — начальник начальником…
Тяжко стуча колесами, прогремел по узкоколейке груженый состав. В просвете между домами замелькали платформы со свежими бревнами. Отстучала последняя, самая громкая пара колес, тишина навалилась на Капу, и, спасаясь от этой гнетущей тишины, она шагнула на затоптанное крыльцо конторы.
Капа долго обметала огрызком веника снег с валенок, оттягивая желанную и трудную встречу. Потом добрую минуту выстояла в пустом мрачноватом коридоре, выжидая, пока уймется не на шутку расходившееся сердце. Так и не дождалась и рванула набухшую дверь косогоровского кабинета.
— Можно, Петр Тимофеич?
Косогоров нехотя вскинул голову от стола. Негнущийся палец его застыл на счетах, прижимая к проволоке серединную черную костяшку.
— А-а, Капитолина… Заходи, коль пришла, — не очень-то приветливо сказал он, и не понять было: то ли недоволен неурочным ее приходом, то ли на работе у него не все ладится. — Что там у тебя?
— Как рассудить, — уклончиво отозвалась Капа. — Ежели для зацепки, так за авансом пришла, до получки не дотяну…