— Браво, фройляйн Наташа.
— Браво-о-о!
— Хорошо, прекрасно вы пели. Я давно не слышал такого голоса, — восхищался Шредер.
Мизенбаху тоже понравилось, как пела Наташа, но он одерживался, чтобы окончательно не вывести из себя Эльзу.
— За такую песню надо выпить! — впервые подал свой голос Макс Мизенбах. Ему по-настоящему понравился голос этой девушки, да и сама она очаровательна. Если бы не такое трудное время, он, пожалуй, был бы не прочь поволочиться за ней.
Больше всех был доволен Адольф Бруннер. Наташа своим изумительным пением утерла нос этой фыркающей рыжей шлюхе.
Все снова подняли бокалы.
— За красивых женщин! — провозгласил Макс. — И за хорошую певицу!
— За нашу победу! — предложила Эльза, чтобы отвлечь внимание офицеров от Наташи.
— За победу! — поддержал ее генерал Мизенбах.
Все подняли бокалы. Но в это время недалеко от дома один за другим раздались четыре взрыва. Потом взвыла сирена. Гости переполошились. Кто-то потушил свет. Начальник штаба, Макс и Берендт тут же выбежали из комнаты, чтобы узнать, в чем дело, и принять меры. Мизенбах, поставив недопитый бокал на стол, подошел к окну и поднял штору. За окном полыхало большое пламя.
— Вебер, узнайте, что там случилось, — приказал генерал Мизенбах.
Но в это время в комнату ворвался дежурный офицер.
— Прошу простить, мой генерал…
— Что там стряслось? Кто бросал гранаты?
— Русскими партизанами подожжен барак, в котором спали солдаты.
— Поднимите людей, прикажите тушить!
— Поднял, тушат.
— Плохо тушат, раз помещение еще горит! Дежурную роту бросить на поиски поджигателей. Всех русских задерживать. Каждого второго — в заложники. Ну, быстро!
Дежурный выбежал из комнаты. Мизенбах стоял у окна и смотрел на бушующее пламя.
О Наташе забыли. Она все еще стояла у стены и смотрела на пожар. «Кто это сделал? Кто-то бьет фашистов, а я для них пою песни. А что, если это Олежка?.. Нет, до этого он не додумался бы. Организовать такой поджог непросто». Но очень уж странно вел он себя сегодня с утра. Где-то целый день пропадал, потом прибежал и попросил дать ему чистую белую рубашку и выгладить пионерский галстук. Когда Наташа стала спрашивать, зачем ему галстук, он ответил: «Хочу посмотреть на него. Как досмотрю, так сразу вспоминаю нашу школу, свой отряд и всех ребят».
— Варвары… — со вздохом вымолвил Мизенбах.
— Жгут, сами себя жгут, — сказала Эльза.
— Они не себя… они нас жгут. В этом бараке размещался целый батальон наших солдат.
11
Олежка бежал по снегу что было силы. Сзади, раздуваемый ветром, все сильнее разгорался огонь. Вот мальчик добежал до конца сада, словно кошка, вскарабкался на высокий забор, спрыгнул в сугроб и побежал через улицу к пустырю. Он знал, что там никого нет, что через пустырь он добежит до разрушенного кирпичного завода и спрячется в развалинах. Пусть его тогда ищут. Вот и последняя преграда. Он с ходу перемахнул небольшой штакетник и побежал по пустырю. Сердце часто-часто колотилось в груди, он уже стал задыхаться. Больно глубокий был снег. Если бы не снег, он был бы уже у завода.
Вдруг сбоку Олег услышал лай целой своры собак. «Неужели за мной?» — с тревогой подумал мальчик. Над головой просвистели пули. Олег припустился еще быстрее. Пот градом катился по его лицу.
— Хальт! Хальт! — неслось ему вслед.
«Врете, не поймаете!» — все ускоряя бег, думал мальчик.
До развалин кирпичного завода оставалось не больше пятидесяти метров, и тут случилось несчастье. Правая нога Олега угодила в какую-то яму, и он упал. Немецкая овчарка с разгона прыгнула ему на плечи и стала терзать одежду…
В комнату вернулся Берендт.
— Вы были там? — спросил его генерал.
— Да. Барак сгорел. Есть жертвы.
— Не удалось установить, кто это сделал?
— Пока нет. Но думаю, что это была небольшая диверсионная группа.
— Ну хорошо, а часовой? Что делал часовой?
— Часового не нашли на месте.
В это время в комнату вбежал Вебер.
— Поджигатель задержан, мой генерал!
— Ведите его сюда. Я хочу сам допросить этого негодяя.