В эту ночь генерал фон Мизенбах не мог уснуть. Заложив руки за спину, ссутулившись, он долго ходил по поскрипывающим половицам кабинета и размышлял о том, как не повезло ему здесь, у стен русской столицы.
Особенно огорчало его то, что последняя операция по окружению русских группировок в районе Щукино и Голощекино, разработанная вместе с самим фельдмаршалом, провалилась в самом начале. Дивизии, обходящие русских с флангов, были остановлены на полпути и разгромлены. И обиднее всего было то, что вину за провал этой операции Клюге взвалил на него, Мизенбаха, и доложил об этом командующему группой армий «Центр», а тот — фюреру. Тут же от фельдмаршала фон Бока и из ставки посыпались грозные телеграммы. Его называли слабовольным и бездарным военачальником, грозили снять с должности и отдать под суд, если он не примет решительных мер и не продвинется со своими войсками вперед, как было намечено по плану операции.
Но было уже слишком поздно. Советские войска сами перешли в решительное контрнаступление под Калинином, Дмитровой и Тулой. Да и здесь, в центре, русские повели себя загадочно — начали скрытно перегруппировывать свои соединения, подтягивать резервы. Мизенбах чувствовал: они и здесь вот-вот перейдут в наступление.
Эта тревожная мысль еще больше овладела им позавчера, когда красные предприняли дерзкую вылазку. Какая-то воинская часть, численность которой пока установить не удалось, воспользовавшись бураном, прорвалась на участке одного из батальонов дивизии его сына, проникла в тыл и ушла в неизвестном направлении. В погоню за русскими были брошены два батальона из полка Гюнтера, но они до сих пор не смогли напасть на ее след.
«Проклятая страна!» — мысленно выругался генерал Мизенбах и, обернувшись к двери, сердито крикнул:
— Вебер!
На пороге появился щупленький молодой офицер.
— Я звал обер-лейтенанта Вебера. Вы что, не слышали?! — сердился генерал, забыв, что уже прошли целые сутки, как бывший его адъютант Вебер исчез куда-то и на его место поставлен пока этот офицер.
Офицер в растерянности стоял в дверях и не знал, что ему делать.
— Но я не знаю, — развел руками новый адъютант.
— Хорошо, хорошо, идите, — приказал генерал, вспомнив наконец, что Вебера нет в штабе. — Позовите ко мне полковника Берендта!
Через несколько минут перед Мизенбахом появился полковник Берендт.
— Вы узнали, где мой адъютант, господин полковник? — спросил Мизенбах.
— Нет.
— Позор!.. Через наш передний край проходят русские части, у командира группы пропадают адъютанты, а вы…
— Надеюсь, вы не станете лично мне ставить в вину, что через передний край дивизии полковника Мизенбаха прорвались русские? А что касается вашего адъютанта, то у него было очень любвеобильное сердце, и именно это его, очевидно, и погубило, господин генерал.
— Не знаю, что его погубило, но если он попадет в руки советского командования, то нам плохо придется. Он очень много знал…
— Да, конечно.
— Надо найти его. Живым или мертвым, но найти. И потом нам необходимо установить: с какой целью заброшена в наш тыл эта советская часть? Я должен знать, что задумали русские. Возьмите пленного, подошлите к русским своего человека. Что хотите делайте, но разгадайте замысел советского командования.
В тесной, полуобвалившейся землянке стоял обер-лейтенант Вебер и злыми, ненавидящими глазами смотрел на майора Кожина.
«Бог мой, кто мог подумать, что эта скромная, застенчивая русская красавица может оказаться партизанкой и так ловко обманет меня, обведет вокруг пальца?!»
Слушая русского майора, Вебер понял, что того главным образом интересует дислокация и численность резервных частей армейской группы. Он решил молчать.
— Какими силами располагает Гюнтер? — спросил Кожин.
— Не знаю.
— Знаете. Адъютант генерала Мизенбаха не может не знать об этом.
— Это ошибка. Я никогда не был адъютантом генерала Мизенбаха. Я — рядовой офицер.
— Вы лжете! Нам точно известно, что именно вы являетесь адъютантом командира армейской группы.
— Это только ваши предположения.
— Да?.. Голубь! — крикнул Кожин. — Адольфа Бруннера.
Услышав имя своего бывшего ординарца, Вебер не поверил своим ушам. Через минуту в дверях появился Бруннер и по старой привычке вытянулся перед ним. Потом, вспомнив, очевидно, где он находится, доложил русскому майору о том, что он, Адольф Бруннер, явился по его приказанию. Вебер так был поражен, что смотрел на Адольфа, как на человека, свалившегося с неба.
— Скажите, Бруннер, кто этот офицер? — спросил Кожин.