— Очень хорошее, замечательное предложение! — сказал он. — Но я после войны хочу всех вас живыми видеть, всех в гости к себе пригласить, вспомнить былое за дружеским столом. Эх, друзья мои, если бы вы только знали, как хорошо у нас в Армении!
— Да-а-а… — мечтательно протянул Ваня Озеров.
— Что «да-а»? Может, не веришь. Приезжай после войны, я сам тебе все покажу. Ты такое увидишь!.. В общем, нет в мире другого такого края. Пойдешь направо — замечательный сад увидишь, а в нем мандарины и груши, персики и виноград — сами в рот просятся. Повернешь налево — необъятный лес откроется перед взором твоим, и в лесу этом орехи и ягоды, дикие кабаны и тигры — бери, что твоей душе угодно! Все бери, ничего не жалко!
Как только начал говорить Асланов, все присутствующие сперва просто улыбались, а потом, когда он с такой восточной щедростью начал раздаривать гостям диких кабанов и тигров, грохнули смехом.
— Ой, маты моя ридна! — схватился за живот Бандура, потом, смахнув с глаз выступившие от смеха слезы, спросил: — Ну, а если я трохи горилки захотив, тоди що робыть?
— Пожалуйста!.. — как ни в чем не бывало ответил Асланов. — Заходи в любой дом. Везде тебе рады будут. Из настоящего рога старое вино пить будешь!
— Без закуски? — вставил Озеров.
— Почему без закуски? Кушай, что твоей душе угодно: долма в виноградном листе… Ты знаешь, что такое долма? Не знаешь, конечно. Понимаешь… По виду — это голубцы, а по вкусу… — Асланов почмокал губами. — По вкусу такие, что, когда на одном конце города готовят их, на другом можно пить вино без всякой закуски. Одним ароматом сыт будешь. Не желаешь долмы — ешь шашлык из молодого барашка, угощайся пловом, а если свежей форели захочешь, иди к Севану, разжигай костер, ставь сковородку!
— Та на що мени та сковородка, колы рыбы немае? Сперва ж ее наловить треба.
— Зачем ловить, чудак человек? Рыба сама на сковородку прыгать будет!
— Слыхал, Голубь? — сквозь смех спросил Бандура.
— Вот это рыба!.. — задыхаясь от смеха, гудел Озеров.
— Ay нас на Полтавщине якась непутева рыба. Ты за ней и так и сяк, а вона, проклятущая, нияк не хоче ловытысь. А тут сама… на сковородку!..
В это время до их слуха донесся еле слышный гул самолета. Еще никто не успел сообразить, чьи это самолеты и с какой целью кружат над их расположением, как в землянку вбежала раскрасневшаяся на морозе и сильно возбужденная Катюша.
— Вы чего сидите тут? Скорей на улицу! Скорей же! Там наши самолеты прилетели. Рацию сбросили. И патроны тоже. Много патронов!
Бойцов словно ветром выдуло из землянки. Старшина Бандура бежал по ходу сообщения и с гордостью думал: «Значит, дошли мои хлопцы до наших. Выполнили задачу. Теперь живем. Теперь нам и черт не брат!» Остановившись у поворота, он поднял голову и посмотрел в небо, но ничего не увидел. Судя по характерному жужжанию моторов, это были У-2. Их можно было заметить только в тот момент, когда в небо взлетала очередная сигнальная ракета. Тогда в неярком, зеленоватом свете были видны их очертания. Они «бомбили» поляну какими-то бесформенными предметами. «Тюки сбрасывают…» — сообразил старшина и побежал к поляне.
11
Гришин настраивал новую рацию. «Теперь в любой час можно связать командира и со штабом дивизии, и со штабом армии», — думал он, убедившись, что рация исправна.
В ту же землянку по приказу Кожина сходились на совещание командиры подразделений, Первым явился комбат три Бурлаченко, неповоротливый, огромный, с похудевшим, обветренным лицом и охрипшим голосом.
— Здорово, Гришин!
— Здравия желаю, товарищ комбат! — вскочив с места, ответил радист.
— Получил, значит, наконец машину?
— Так точно.
— Слушай, Сережа, а может, тебе вместе с этой чертовой машиной и спиртику подкинули с неба, а? — подмигнул он Гришину.
— Никак нет, товарищ комбат.
— Ох, и жила ты, Гришин. Нет, чтобы старого своего командира чаркой встретить, а ты только одно и знаешь: «так точно», «никак нет».
Опираясь на винтовку, в землянку вошел Степан Данилович Пастухов. Поздоровавшись с Бурлаченко и Гришиным, он прошел к печке и опустился на ящик.
— Ну что, Данилыч, царапнули тебя нынче фрицы? — трогая как бы между прочим свою забинтованную шею, спросил Бурлаченко.
— Есть малость. Как Катюша ни старалась, а все равно с трудом ступаю на ногу, — растирая голень правой ноги, ответил Пастухов.
— А как же вы с отрядом управляетесь теперь?
— Считай, что никак. Все взвалил на плечи Прохорова. Один теперь крутится, бедняга.