Андрюшка принес кусок старого, пожелтевшего от времени сала и передал его матери.
Дарья положила его в мешок и, схватив сына за руку, выбежала из дому.
Пленные шагали под конвоем эсэсовцев. Подойдя ближе к колонне, Дарья стала всматриваться в лица людей. На них без содрогания невозможно было смотреть. Оборванные, избитые, полузамерзшие, они еле передвигали ноги. Сколько она ни всматривалась, никак не могла среди этой массы людей отыскать Наташу.
— Мамка, да вон она, вон! — воскликнул сын и потянул ее за руку к голове колонны.
Забежав вперед, Дарья увидела совершенно седого, небритого военного, одетого в командирскую шинель с оторванными пуговицами. Он сильно хромал на правую ногу, но все-таки старался идти бодро.
По другую сторону от него шел невысокий сухощавый старик. Это был Митрич.
… Оставшись в ту ночь со Степаном Даниловичем на высоте Березовой, они приготовились к встрече врага и ждали. Вначале было сравнительно спокойно, а когда немцы заметили, что русские уходят из кольца, сразу же пошли в атаку на высоту и перекресток дорог. Выстрелив в одном месте, старики переходили на другое и стреляли, стреляли… Так же действовали все бойцы группы прикрытия.
Первое время хитрость удавалась. Немцы не решались близко подходить к переднему краю, а когда поняли, что русские их дурачат, хлынули всей массой. Теперь Степану Даниловичу и Шмелеву было не до перебежек. Они стояли метрах в тридцати друг от друга и пулю за пулей посылали в наступающих немцев. Шмелев видел, как к окопу Данилыча устремились немецкие автоматчики. Он бросил в них одну за другой две гранаты. Гитлеровцы припали к земле, а потом поднялись и снова ринулись к окопу. В руках Данилыча была еще одна граната, но он ее не бросил почему-то. «Что он задумал?» — мысленно спрашивал себя Митрич, продолжая стрелять из винтовки. Он стрелял теперь в ту группу, которая бежала к окопу Данилыча, пытаясь отвлечь внимание гитлеровцев.
— Прощай, Ми-три-ич!! — крикнул охрипшим голосом Степан Данилович, и тут же раздался сильный взрыв.
«Противотанковую рванул, старый. А я все покидал. Ничего не оставил напоследок, — подумал Митрич и побежал по траншее к окопу Пастухова. — Может, еще живого застану, помогу…»
Правее седого военного, ближе к Дарье, шагала Наташа. Девушка так сильно изменилась, что Дарья Степановна с трудом узнала ее. Не обращая внимания на конвоиров, женщина рванулась вперед и сунула Наташе мешочек с сухарями.
— Нате, ешьте, родимые, ешьте!
— Цюрюк! Назад, матка, назад! — кричали конвойные, пуская в ход приклады.
Дарья не отходила от пленных. Она шла рядом с первой шеренгой и все время посматривала на Наташу. «Родимая моя, что же с тобой будет, если не подоспеют наши?» Дарья оглянулась, отыскивая глазами Надежду Васильевну. Она увидела ее у калитки. Неуверенными шагами, как слепая, протянув руки вперед, та бежала к пленным. Со всех сторон к колонне мчались односельчанки Дарьи: кто с кувшином молока в руках, кто с хлебом, кто с отварной картошкой.
— Ба-а-бы-ы! Несите, что у кого есть. Скорее несите! — на всю улицу сильным голосом закричала Дарья.
Женщины побежали быстрей, но возле самой колонны остановились, боясь приблизиться и передать пищу пленным.
Дарья, заметив замешательство своих односельчанок, крикнула:
— Да не бойтесь вы этих иродов! Не бойтесь! — и, подбежав к одной из женщин, схватила ее узелок с провизией и сунула крайнему пленному; — Возьми! Ешь на здоровье.
Потом она вырвала из рук второй женщины миску с картошкой и отдала другому пленному:
— Бери.
Глядя на Дарью, осмелели и остальные женщины, все разом ринулись к колонне.
— Цюрюк! На-за-ад!! — орали конвоиры, пытаясь восстановить порядок, но ничего не помогало. Женщины смешались с пленными, нарушили строй.
Во время этого переполоха Наташу кто-то тронул за рукав. Она повернула голову. Рядом стояла мать.
— Мама! — вырвалось у нее.
— Наташенька!..
— Мама, почему ты здесь?
— Молчи. Слушай… — украдкой оглянувшись на конвоиров, сказала Надежда Васильевна. — Мы в отряд послали Нюшу. Вас попытаются выручить…
Больше Ермакова ничего не успела сказать: гитлеровцы оттеснили женщин… Пленные двинулись дальше…
18
Сводная группа Кожина находилась в Горелом лесу. Бойцы спали в наскоро сделанных шалашах, а Кожин и Воронов никак не могли уснуть. Их беспокоила судьба тех, которые остались на перекрестке дорог, прикрывая их отход. Ни Степан Данилович, ни Митрич не сумели пробиться к своим вместе с группой Соколова. Соколов уверял, что старики погибли, а Александр все на что-то надеялся. Ждал, что вот-вот и они появятся между деревьями и присоединятся к отряду.