«Эх, Петр, Петр!.. Подвел ты меня, милый. Очень подвел. Оставил меня одну со взрослой дочкой. А как я одна справлюсь с ней, подумал ты об этом?.. Не подумал? Вот то-то и оно… — мысленно упрекала мужа Ермакова. — Если бы ты был с нами, все было бы иначе. Ты же знаешь, как она тебя любила. Тебе она скорее открыла бы душу, хоть ты и мужчина. А мне… Видно, не все говорит она мне, не все думы выкладывает передо мной. Вот чувствую сердцем, что с девкой что-то неладное творится, а что — не знаю…»
Щелкнул замок наружной двери. В квартиру вошел кто-то. Надежда Васильевна вскочила с места, выбежала в прихожую и у порога увидела дочь, С того момента, когда они виделись в последний раз, прошло всего шесть дней. Но за это короткое время, Наташа так сильно изменилась, что ее трудно было узнать.
В первую минуту Надежде Васильевне пришла в голову мысль о том, что Наташа попала под бомбежку. Она даже подумала, что ее вместе с другими завалило в каком-нибудь подвале и, пока к ней пришли на помощь, она пережила много тяжелых минут, была, быть может, на волоске от смерти.
Но когда она перевела свой взгляд с ее лица на совершенно чистое вечернее платье, на незапыленные лаковые туфельки, ей в голову пришла другая мысль. Она теперь знала, что с дочерью случилась беда. Теперь она думала только о том, что ее дочь не ночевала дома. И была она не у подруг, не у знакомых, а у мужчины. Для него она и надела свой лучший наряд.
— Ты… Ты где была? — еле сдерживая себя, спросила Надежда Васильевна.
Наташа не ответила. Она смотрела на, мать так, словно впервые видела ее. Этот безразличный, усталый взгляд, это молчание еще больше взвинтили Надежду Васильевну.
— Где ты была, я тебя спрашиваю?! — с угрозой еще раз спросила мать. — Ты!.. Тебя убить мало за твои ночные похождения!
— Убей… Ты даже не знаешь, какое доброе дело сделаешь для меня… — безразличным тоном ответила Наташа и усталой походкой, волоча за собой газовый шарфик, побрела в свою комнату.
Сердце Надежды Васильевны дрогнуло. Все ее прежние догадки показались теперь неправдоподобными и ничтожными. По отрешенному тону дочери, по ее словам Надежда Васильевна поняла, что с Наташей произошло что-то еще более страшное. Случилось, видимо, такое, после чего человек уже не дорожит ничем, даже собственной жизнью.
«Вместо того чтобы выслушать дочку, приласкать ее, сказать умное слово, ты, старая, бездушная женщина, начинаешь ругаться, грозишь ей…» — направляясь вслед за Наташей, мысленно ругала себя мать.
Минутой позже Надежда Васильевна вошла в спальню. Наташа, уткнувшись головой в подушки, лежала на неразобранной постели и плакала. Плечи ее судорожно вздрагивали. Надежда Васильевна подтянула к кровати стул, села и стала молча гладить дочь.
— Успокойся, Наташа. Успокойся и расскажи, что случилось?
Наташа продолжала всхлипывать.
— Не хочешь поделиться своим горем с матерью?.. Ну, что ж… Дело твое. Значит, не любишь, не видишь во мне друга. А я-то считала, что мы с тобой большие друзья. Что делим пополам и наше горе, и радость. Выходит, ошиблась.
— Молчи, мама, — сквозь слезы с волнением проговорила Наташа. — Молчи. Об этом… О том, что случилось, что я видела своими глазами, невозможно говорить… После этого нельзя жить!..
— Не говори глупостей.
— Нет, это не глупости, мама. Как он мог дойти до такой мерзости!.. Пасть так низко!.. Ведь он же говорил, что любит, что не может жить без меня. Разве можно говорить одно, а делать другое?..
Из путаных слов Наташи Надежда Васильевна в конце концов начала понимать, что произошло с ее дочерью за последние сутки.
— Он много пил, много говорил о своей любви ко мне. Потом стал настаивать, чтобы я поехала к нему. Я не хотела ехать. После этого он снова напомнил, что через три дня он уезжает на фронт.
— И ты согласилась?
— Да. Я подумала: раз мы завтра, то есть сегодня, поженимся, то я не вправе… Но не в том дело, что я поехала к нему. Не это самое страшное. Самое ужасное то, что у него уже была женщина. И может быть, не одна… Он запутался в них. Он привез меня к себе в то время, когда у него была другая женщина. Она была в распахнутом халате. Почти голая. Она сидела и ждала Евгения. Понимаешь? В его комнате сидела женщина, ждала его, а он привез туда другую. Привез меня, которой клялся в любви!.. На которой хотел жениться!.. Разве это не ужасно? Если бы раньше мне кто-нибудь рассказал такое, я не поверила бы! Никогда не поверила бы!..