Стало так непривычно тихо, что казалось, все солдаты той и другой стороны забрались в землянки и забылись тяжелым сном.
Но люди не спали. В каждом окопе, каждой траншее первого полка можно было заметить человека, стоявшего с винтовкой в руках и настороженно всматривающегося в темноту ночи, или группу бойцов, перекатывающих орудие на другое место, устанавливающих пулемет на огневой позиции или просто сидящих на корточках в ходе сообщения с кисетами в руках и тихо переговаривающихся между собой.
В одном из ходов сообщения стояли Александр Кожин, Воронов, Степан Данилович Пастухов и тихо разговаривали. Со стороны могло показаться, что они любовались тем, как в темное ночное небо то и дело с шипением взмывали бледно-зеленые ракеты и, описав в воздухе светящуюся дугу, почти внезапно гасли, словно падали в черную как деготь морскую пучину. Но не красота ночного зрелища привлекала их внимание в эту минуту. Эти ракеты, словно светящиеся пунктиры, очерчивали линию фронта вокруг полка капитана Кожина.
— Вон оно как получилось… — с тяжелым вздохом сказал Степан Данилович. — Думали, соединимся, фронт восстановим, а вышло по-другому…
На заре немцы возобновили атаки. Подразделения Кожина были выбиты из своих окопов и оттеснены к центру участка обороны. Кольцо окружения сжалось еще сильнее. Теперь бойцы лежали в неглубоких, наскоро вырытых окопах и стреляли по гитлеровцам. Вела огонь и полковая батарея, позиции которой находились в расположении первого батальона.
Тут же, рядом с батареей, в воронке от разорвавшегося тяжелого снаряда, располагался и наблюдательный пункт Кожина. Относить НП куда-нибудь в тыл было нельзя: тыла просто не существовало. А кроме того, отсюда все было видно: первый батальон, отряд ополчения, артиллерийскую и минометную батарею — весь передний край.
На обочинах проселочной дороги, которая пролегала через участок обороны, и посреди пожелтевшего луга уже громоздились подбитые немецкие танки, валялись убитые солдаты в серо-зеленых шинелях. Только что было подожжено еще два танка. Черный, удушливый дым, относимый ветром на восток, темной пеленой затягивал весь луг, где находился Кожин, и не давал возможности следить за тем, что делалось вокруг.
После очередной неудавшейся атаки гитлеровцев в воздухе появилась большая группа их бомбардировщиков. В течение нескольких минут оглушительный вой самолетов и разрывы бомб сотрясали воздух и землю.
Когда самолеты отбомбились и осела пыль, Александр увидел страшную картину. Все было изрыто воронками. Валялись разбитые орудия, зарядные ящики. Много было убитых и раненых красноармейцев.
Вслед за налетом авиации вдали снова показались немецкие танки.
— Сидоренко, вызывай по рации артдивизион! Скорее! Танки снова пошли в атаку! — крикнул Кожин, не отрывая глаз от бинокля, черноусому лейтенанту, который лежал здесь же, рядом с Александром, и, держа перед собой микрофон, кричал в него: — «Буря»! «Буря»!
— Что?! — переспросил лейтенант. В грохоте рвущихся снарядов он не разобрал слов капитана.
— «Бурю» вызывай! — в самое ухо ему крикнул командир полка.
— «Буря» не отвечает!..
— Вызывай! Иначе сомнут они нас!..
Немецкие танки подходили все ближе. А по ним стреляло только одно орудие. Стреляло прямой наводкой. Остальные орудия были разбиты.
Кожин, ожидая, пока лейтенант свяжется с артдивизионом, не спускал глаз с батарейцев. Израненные, с грязными, обгорелыми повязками, потные, чумазые артиллеристы работали без устали. Один подавал заряжающему очередной снаряд, другой разворачивал орудие, третий наводил его на цель и стрелял.
За наводчика у орудия стоял сам Асланов. Он весь был обожжен боем. У него недобрым огнем горели большие черные глаза, а горбатый нос, как кривая турецкая сабля, грозно нависал над белозубым ртом.
Стреляя по наседающим танкам, Асланов заметил, что около сотни автоматчиков прорвались с севера и грозили зайти орудию в тыл. Из-за грохота командир батареи не слышал, как, захлебываясь, пулемет Чайки и Озерова бил длинными очередями по автоматчикам.
— Почему спишь, Чайка?.. Почему не стреляешь?! — не оборачиваясь, Асланов крикнул Николаю, который со своим пулеметом лежал недалеко от орудия.
Чайка не ответил.
— Ствол!.. Надо сменить ствол! — кричал в ухо Чайке Озеров, — Он раскалился! Пули не долетают!
— Не могу! Эти гады не дадут! — крикнул в ответ Чайка.
Наконец лейтенанту удалось связаться с артиллерийским дивизионом, огневые позиции которого находились в трех километрах от первого полка. Оказалось, что радиосвязь некоторое время не действовала из-за того, что на огневых позициях был убит радист. Теперь у рации дежурил сам командир дивизиона. Узнав, в каком положении находится полк Кожина, он коротко приказал своему представителю: «Давай командуй!»