Выбрать главу
… Ты куда, куда летишь, Где всю ночку пропоешь? —

неслось со сцены… Голос то поднимался и звенел серебристыми переливами, то падал вниз, доходя до нежного, еле слышного шепота, потом снова взлетал вверх и несся по залу.

Девушка кончила петь, смущенно поклонилась, а ученики, очарованные ее голосом, сначала молчали, а потом вдруг неистово зааплодировали.

— Браво, Наташа!

— Бра-во-о!!! — неслось со всех сторон.

Занавес закрылся. Ученики бросились растаскивать стулья, готовя зал для танцев. Среди них Кожин заметил рыжеволосого мальчика лет тринадцати. Он активнее всех передвигал стулья, с кем-то спорил, кому-то что-то доказывал, — словом, действовал так, будто именно он являлся распорядителем вечера, именно ему предстояло первым открывать вечер танцев.

В дверях появился директор школы. Увидев его, мальчик нырнул в гущу ребят и через мгновение уже был за спиной Кожина, уселся на подоконник и закрылся портьерой. Он только изредка высовывал из своего убежища голову с взъерошенными волосами и тихим шепотком спрашивал Александра:

— Дяденька, не ушел он еще?

— Кто «он»? — не оборачиваясь, спросил Кожин.

— Ну, директор… Тот, высокий… Знаете, какой он у нас?

— Сердитый?

— Ага, Большим все можно, а нам нельзя. А разве я мог не прийти, если сегодня тут Наташа выступала? Слыхали, как она пела? Правда, хорошо?

— Правда. А зовут-то тебя как?

— Вообще-то меня зовут Олегом, но чаще — Олежка. По-разному зовут…

Кожин назвал ему и свое имя.

— В каком же ты классе учишься?

— А! — он безнадежно махнул рукой. — Мне еще долго учиться. В шестом…

— А Наташу откуда знаешь?

Из-за портьеры на Александра смотрели удивленные глаза Олега.

— Ну как же? Ведь она же училась в этой школе. И вожатой была у нас. Она мне первому повязала красный галстук. Не верите?

— Нет, почему же, верю.

— Я и маму ее знаю. Во учительница! — показывая большой палец, с восхищением произнес мальчик. — Только она уезжает от нас. Директором школы ее назначают. В Березовок. Наташа здесь, конечно, останется. У бабушки. Она в институте учится. Как окончит, будет немецкий язык преподавать в школе.

Олег так уверенно рассказывал о Наташе и ее матери, будто на много лет вперед знал, что те будут делать и как построят свою жизнь.

Заиграл оркестр. Начались танцы. Александр опустился на стул у стены и стал наблюдать за танцующими. Он словно искал кого-то. Чем больше он всматривался в танцующие пары, тем озабоченнее становилось его лицо.

«Ушла, наверное… Спела — и ушла», — подумал Кожин и, поднявшись с места, направился к выходу. Когда он был уже у самой двери, его вдруг окликнули.

Кожин обернулся и увидел возле сцены невысокую женщину с гладко зачесанными седеющими волосами. Александр сразу узнал свою бывшую учительницу русского языка и литературы Ермакову Надежду Васильевну. Она была такая же, как и в те годы, когда он учился. Только тогда в ее волосах не было седины, а у глаз — морщин. Ермакова стояла рядом с какой-то высокой худощавой женщиной и приветливо улыбалась ему.

— Здравствуйте, Надежда Васильевна! — шагнув ей навстречу, с радостью произнес Кожин, потом поклонился ее собеседнице — Дроздовой Ирине Михайловне.

— Здравствуй, здравствуй!.. — подавая ему небольшую полную руку, проговорила Надежда Васильевна и, обращаясь к подруге, сказала: — Нет, ты только посмотри на него, Ира. Совсем недавно этого человека не было видно из-за парты. А уж был озорник!.. Каждый день получал двойки и за ответы, и за поведение.

— Не было этого, Надежда Васильевна, — смущенно возразил Александр.

— Нет, было, — настаивала Ермакова, хотя хорошо помнила, что Кожину она никогда не ставила двоек. Он был хорошим ее учеником.

— Вы лучше не возражайте ей, Саша, а то ведь она под горячую руку и сейчас может влепить вам двойку… за поведение. Она у нас строгая, — предостерегла его Ирина Михайловна. — Учителю возражать нельзя.

— Есть не возражать!

— То-то… — с напускной строгостью проговорила Надежда Васильевна и снова осмотрела Кожина с ног до головы. — Подумать только! Прошло всего каких-нибудь восемь лет, а смотри как человек возмужал… и кубики на петлицах, и орден на груди. Ты что, уже и повоевать успел?

— Пришлось и повоевать, Надежда Васильевна.