— Вспотеешь, пожалуй… Нет, ты посмотри, какой нахальный германец пошел. В моем собственном саду разгуливает, как у себя дома, — возмущался старик.
— Это ваш сад? Правда?
— Конечно, правда…
— А дом и бревна, за которыми мы лежим, тоже ваши?
— Мои. Собрались было новый дом ставить, а тут эти пожаловали, — сквозь зубы процедил Митрич. — Если бы попался мне сейчас этот Гитлер, я бы его в мелкие клочья растерзал, сукиного сына! Вот какая злость меня взяла на этого черта криворотого, заразу плешивую.
— Что вы на него напали?
— А на кого же я должен нападать теперь? Если бы не этот косолапый дьявол, и войны бы не было, и сад бы мой был цел, и люди бы не мытарились по свету, не клали своя животы зазря.
— Это, конечно, верно, но… почему же он вдруг стал косоротым, плешивым, да еще и косолапым? Он совсем и не такой.
— Ничего, будет такой. Если я до него, психованного черта, доберусь, я его еще не так изуродую… — сказал Митрич.
В это время фашисты снова пошли в атаку, и Митрич начал вымещать свое зло на них. Он быстро перезаряжал винтовку и стрелял в атакующих врагов.
Из-за домика выскочил Степан Данилович Пастухов и, низко пригибаясь, побежал к штабелю бревен. Добежав до места, он упал между Митричем и Сычевым.
— Не торопись, стреляй с расчетом, — взглянув на Митрича, сказал Пастухов и, подняв винтовку, крепко прижал приклад к плечу, не спеша прицелился, нажал на крючок. Степан Данилович воевал так же, как работал на заводе, — не спеша, умело.
— Ты вот что скажи, командир… — начал Митрич. — Что мы дальше делать будем?
— Во-е-вать. Ясно тебе?! — вспылил Степан Данилович.
Он знал, что волновало Митрича. Ополченцы оказались отрезанными от основных сил полка. Только узенький коридор, ведущий к каменному мосту, и оставался пока я руках ополченцев. Но каждому было ясно, что долго они не смогут удерживать этот коридор. С минуты на минуту гитлеровцы могли с двух сторон прорваться к переправе, перехватить последний путь отхода и окончательно отрезать их от левого берега.
— Оно, конечно, ясно… — после некоторого раздумья ответил Митрич. — Только как воевать будем?
Пастухов презрительно глянул на него.
— А еще отделенным был у меня в гражданскую. Людьми командовал, а никакого в тебе понятия. Ну чего ты паникуешь?
— Я паникую? Да у нас же скоро патроны кончатся, понимаешь?
— А ты понимаешь, что у меня нет приказа на отход?! — в сердцах крикнул командир отряда.
— Пошли к командиру полка связных. Пускай доложат все как есть.
— Он и сам не хуже нас знает обстановку. Нужно будет, пришлет человека.
— А может, он посылал к нам, а посыльный не дошел. Тогда как? — снова возразил Шмелев. — Как ни крути, а человека посылать надо.
— Пошлите меня, товарищ командир. Я тем берегом мигом домчусь, — сказал Сычев и, приподнявшись, ждал ответа.
— Нет. Подождем еще немного… Ложись, ты что высунулся, как гусак?
— Ничего… — сказал Сычев и тут же почувствовал, что его чем-то хлестнуло по макушке. Припав к земле, он стал ощупывать голову, потом посмотрел на пальцы. Они были в крови. Кровь тоненькой струйкой текла и по виску, и по правой щеке.
— Зацепило все-таки, — с сожалением сказал Пастухов и, обернувшись к домику, крикнул: — Катюша-а-а!
Из домика выскочила худенькая девушка в военной форме и метнулась на крик. Она с разбегу плюхнулась возле Степана Даниловича, быстро подползла к Николаю. Увидев на его лице кровь, Катюша с дрожью в голосе спросила:
— Как же это ты, а?..
— Ты мне вопросы задавать будешь или перевязывать?! — рассердился Николай.
— У-у-у, злюка…
Катюша достала из санитарной сумки пузырек со спиртом, йод, вату, бинт и стала обрабатывать рану. Когда она промывала рану спиртом, Сычев поморщился от боли.
— Ты что, рехнулась? Кто же целый пузырек спирта выливает в рану?
— Не учи. Сама знаю, что делать.
— Смотри, командир, похоже, кто-то бежит к нам, — глядя в сторону реки, сказал Шмелев.
Катюша тоже посмотрела в ту сторону, куда указал Митрич.
— Так это же наш Султан-Гирей! — обрадовалась девушка.
Гирей со вчерашнего дня находился при штабе полка и выполнял роль связного.
— Правда он! — воскликнул Сычев, увидев своего друга.
— Товарищ командир отряда!.. Товарищ командир! — еще издали крикнул боец.
— Гирей, я здесь! — отозвался Пастухов.
Парень подбежал к нему и, тяжело дыша, заговорил.
— Фу ты черт, насилу добежал до вас. Пока бежишь по тому берегу — дух из тебя вон. А тут еще эта проклятая нога, — сказал Гирей.