Наташе за эти военные месяцы не раз приходилось читать в газетах о героических действиях партизан и партизанок, сражавшихся в тылу врага. Она завидовала их смелости и находчивости. Примеряла свои силы — мысленно прикидывала, смогла ли бы она сделать то же, что делали ее сверстницы в Белоруссии и других оккупированных врагом местах? И это сравнение было не в ее пользу.
Оставшись одна, Наташа, обняв обеими руками колени, задумалась. Ее мучил вопрос: как жить дальше? Она понимала, что нельзя молодой, сильной девушке сидеть сложа руки и ничего не делать. Наташа была уверена, что в городе есть люди, которые готовятся к борьбе, а может, уже и борются, а она… Она не знала, к кому пойти, с кем посоветоваться.
В это время в комнату вошел Олег. Он был в расстегнутой куртке, в старой ушанке, одетой задом наперед, в грязных, изорванных штанах с отдутыми карманами.
Плотно притворив за собой дверь, он сразу же бросился к голландской печи, прижался к ней.
— У тебя фрицев нет? — подозрительно поглядывая в сторону спальни, спросил Олег.
— Нет, только там, в соседней квартире, — показала она на дверь.
— Хорошо. У-ух, холодина! — шлепая по теплым кафельным плиткам посиневшими пальцами, проговорил Олег.
— Ты где пропадал все эти дни? — спросила Наташа.
— Везде. Хотел переплыть к своим — не удалось. Вода как лед. Кругом фрицы. Так и шпарят из пулеметов, так и шпарят. Честное пионерское. Не веришь?
— Верю. Только тише говори. Услышать могут. Ну а потом?
— Потом махнул в лес. Хотел к партизанам добраться. Они у Горелого леса бьются с фашистами.
— А ты уверен, что там партизаны?
— Ну а кто же еще? Раз фашисты воюют с ними, значит…
— А может, это какая-нибудь наша воинская часть не успела отойти и теперь бьется одна…
— Может, и часть, — моргая от удивления глазами, сказал Олег. — Я и не подумал об этом. А что, если это дядя Саша со своим полком, а?
— Саша? — переспросила Наташа. Эта мысль не приходила ей в голову.
— Ты знаешь, они их там так окружили. Все дороги, просеки и тропки перехватили, гады.
— А ты откуда знаешь об этом?
— Как же мне не знать, если я трое суток колесил по этому лесу. Хотел проскользнуть к своим. Да разве там проскользнешь, — безнадежно махнул рукой Олег и, опустившись на колени возле книжного шкафа, стал вытаскивать из карманов какие-то круглые предметы и засовывать под шкаф.
— Ты что там прячешь?
Мальчику не хотелось, чтобы другие знали о его тайне, но от Наташи у него не было секретов.
— Гранаты. Вот, смотри какие. Я их в лесу нашел. Четыре штуки. Я этим гадам теперь покажу!.. Я им за все отомщу!
Наташа побледнела.
— Ты с ума сошел, Олежка! Сейчас же забери эти гранаты и выбрось в колодец.
— Не выброшу! — ощетинился Олег. — Не для того я их тащил сюда.
— Глупый ты. Разве так делают? Бели фашисты найдут эти штуки — повесят нас. Давай их хоть в подвал перенесем.
3
На другой день Наташа снова была одна. Мать еще не возвратилась из деревни, а Олег опять куда-то запропастился. Наташа взяла книгу, попробовала читать. Ничего не вышло. В голову лезли одни и те же мысли — мысли о том положении, в котором она оказалась.
В ставню тихо постучали. Наташа подошла к окну. У дома стоял невысокий, сухощавый старик, тяжело опершись на большую суковатую палку. Он был в рваном полушубке, старых валенках и с большой сумой, сшитой из белой мешковины. Поеживаясь от холода и часто переступая ногами, он уныло тянул:
— Подайте, ради христа, кусочек хлеба погорельцу… По-да-а-айте, ради христа, кусочек…
Наташа выбежала на крылечко.
— Заходите, дедушка! Заходите, погреетесь… Чайку горячего выпьете?
Старик шагнул к крыльцу.
— Вот спасибо, доченька. Пошли тебе бог хорошего жениха и большого счастья, — поднимаясь по порожкам на крыльцо, причитал он.
Наташе его голос показался знакомым.
Войдя в комнату и поставив у двери свою палку, нищий повернулся к красному углу и, сняв шапку с плешивой головы, перекрестился. Наташа сразу узнала его. Перед ней стоял Митрич — старик Шмелев, тот, который был у них бригадиром на строительстве оборонительных сооружений.
— Филипп Дмитриевич! — не выдержав, воскликнула Наташа.
— Тссс… — старик приложил палец к губам. — Кто есть в доме окромя тебя?
— Никого. В соседней квартире два немца, но их нет дома.