– Я не знаю, откуда она узнала, да мне это и неинтересно. Как ты думаешь, зачем она это сделала? Да еще и при ребенке…
– У тебя не мать, а ехидна. А ехидна, если кому гадость не сделает, считай, зря день прожила. Ты помнишь, как она соседке теть Любе заявила, что якобы видела ее анализы в поликлинике и что у той онкология? Это же надо было такое отчудить!
Да, я помню. Дело было в седьмом классе, кажется. Тетя Люба была вечным маминым оппонентом, уж не знаю, отчего их мировая не брала, но над военными действиями двух соседок с неподдельным интересом наблюдал весь подъезд нашей старенькой пятиэтажки. Началось все с того, что тетя Люба имела наглость сделать такую же стрижку, как моя мама. Справедливости ради отмечу, что такую прическу на короткие волосы тогда носили многие женщины старше тридцати. И все бы ничего, но изменения в свой имидж соседка решила внести через пару дней после моей родительницы, отрезав длинную косу и сделав точно такую же укладку. Мама не удержалась и кому-то из соседей ехидно заметила, что, дескать, Любка своего мнения не имеет, в моде ничего не понимает, вот и остается ей за другими «людями» подглядывать и всё повторять.
Понадобилось несколько дней, чтобы мамины слова дошли до тети Любы. Сказать, что она была оскорблена до самой глубины души, это ничего не сказать. И началась война. Было всё – облитые то помоями, то масляной краской двери, гадкие сплетни о количестве ухажеров и стоимости интимных услуг, анонимки на работу и прочее, и прочее. Но апофеозом стала та история с несуществующими анализами, которые якобы видела моя мама в районной поликлинике. После того, как история получила огласку, маме был объявлен бойкот. В течение полугода никто из жителей подъезда не желал с ней общаться. Принимая во внимание мамину страсть к сплетням, для нее это было тяжким ударом. Тетя Люба тоже притихла, а потом и вовсе переехала жить куда-то в другое место.
Светик некоторое время молчит в трубку, а потом вдруг как гаркнет:
– Стой! Стой, кому сказала! Ах ты, холера!
Я испуганно кричу:
– Свет, ты чего? Тебя ограбили? Ты где???
Снова череда странных звуков – шуршание чего-то, падение, истошное «мяв» и снова Светкин голос:
– Можно и так сказать. Вот подлец! Ну зачем ему, спрашивается, картошка?
– Кому? У тебя сумку с картошкой украли?? Господи, неужто совсем народ оголодал!
– Это не народ, это Долька. Взял моду, шельмец – картофелины воровать, уж не знаю, чем они его так привлекают. А я-то уже неделю не могу решить задачку для первого класса – почему я достаю из мешка определенное количество картофелин, а чищу всегда на одну меньше? Думала, что это у меня крыша едет или, может, я считать разучилась. А оно вона чего!
Кажется, мое настроение медленно, но верно ползет вверх, спасибо подруге и волшебному десятидолларовому коту.
– Ну и как, отбила сегодняшнюю картофелину?
– Да, но теперь надо заначку искать. Куда же он их спрятал? По моим подсчетам, там уже целый килограмм должен быть.
– Вот видишь, какой хозяйственный у вас кот! Тоже, что ли, кота завести?
Светка хмыкает.
– Тебе лучше мужа завести. Если повезет, то профиту будет больше, чем десять баксов и килограмм картошки. Кстати, как у вас дела с Андреем?
Я сразу смущаюсь, потому что говорить об Андрее со Светкой мне как-то неловко. Андрей мне очень нравится, мне с ним комфортно, а также очень приятно чувствовать на себе чью-то любовь и заботу. А неловко мне оттого, что я не могу ответить ему тем же – я не чувствую к Андрею и толику тех чувств, что испытывала, да и сейчас испытываю, к Диме. Это глупо, я знаю, но любовь такая нерациональная штука…
– Ну так что у вас с Андреем? – продолжает допытываться Светка.
– Ну мы иногда гуляем вместе, недавно на выставку ходили. На неделе он с племянниками у нас в гостях был, ты же знаешь, они очень подружились с Данькой.
– Знаю-знаю. Кать, я тебя очень прошу – дай Андрею шанс, хорошо? Дима в прошлом. Он отец твоего ребенка и больше ничего, ты не обязана хранить ему верность и ждать его у окна, помахивая платочком.
– Да я все понимаю, Свет. Я стараюсь, честное слово!
– Старайся лучше! А насчет мамы своей не переживай. Ее уже не переделать, так какой смысл убиваться по этому поводу?
– Само собой. Но позвонить и поговорить, думаю, необходимо. Иначе она пустится во все тяжкие и еще что-нибудь вычудит этакое. Будь она чужим человеком, я бы просто вычеркнула ее из своей жизни и всё, но она моя мама и Данькина бабушка. Они все равно будут общаться, а значит, надо попытаться ей обозначить какие-то рамки.