– Катя, с тобой все в порядке?!! Как же ты меня напугала!
– Ты еще здесь? Я вроде бы ясно выразилась, куда тебе следует пойти. Щенка можешь оставить, нечего ребенка по ночам за собой таскать.
– Котёнок, прости меня, идиота! Та последняя фраза была явно лишней…
Прикрыв кухонную дверь, чтобы не разбудить и не напугать Даньку, я шиплю:
– Да за что прощать-то? За правду? А я ведь права была – ты действительно удобно решил устроиться. Там жена и ребенок, здесь удобная шлюха и ребенок. Неплохо. Только ничего у тебя не получится, Димочка. Собирай манатки и проваливай. Здешняя шлюха теперь не для тебя, уж извини.
Димка подскакивает ко мне и начинает трясти меня за плечи:
– Катька, замолчи сейчас же! Бл.дь, да разве я называл тебя шлюхой? У тебя ПМС, что ли? Я имел в виду, что у нас обоих по прежнему друг от друга крышу сносит. Ну выразился коряво, уж прости! Ты думаешь, у меня на тебя реакция иная? Да знала бы ты, чего мне стоило удержаться от того, чтобы не уложить тебя животом на стол и не оттрахать по-настоящему, как следует, отнюдь не пальцами. Да у меня яйца до сих пор, наверное, синие от воздержания.
Я ошеломленно смотрю на бывшего, не веря своим ушам. А потом раздается, как гром среди ясного неба:
– И кстати, я развожусь с Юлей.
Дима
И вот самые главные слова сегодня сказаны. Котёна испуганно замерла и смотрит на меня неверящим взглядом.
– Что??? Разводишься? Но почему? Что случилось?
– Потому что я люблю другую женщину.
Катя слегка бледнеет, усаживается на диванчик и, по всей вероятности, начинает о чем-то долго и мучительно размышлять. По опыту могу сказать, что если женщина о чем-то долго размышляет, то ни к чему хорошему это привести не может. То радий с полонием придумает, то революцию, то несуществующую любовницу. Либо существующую вычислит и выследит. В общем, это дело надо пресекать на корню. Хотелось бы мне знать, конечно, что у моей Катерины Витальевны сейчас в голове творится. Жаль, что я не телепат, но может, это и к лучшему. Если у прекрасной половины человечества в головах творится то же самое, что в их бездонных сумочках, то я, пожалуй, воздержусь от любопытства. Так что, ну ее нафиг, эту телепатию.
– Кать, ну что ты молчишь-то?
– А что я должна ответить на это? – удивленно спрашивает она. – Что ты от меня хочешь? Индульгенцию? Ну это не ко мне, это к католикам.
Совершенно не понимаю, о какой индульгенции идет речь и при чем здесь католики. Может, у нее от счастья крыша поехала? Видимо, настал тот момент, когда слова не способны передать всего того, что я чувствую. Я сажусь рядом, обнимаю Катю за плечи и говорю:
– Катюш, я развожусь с женой, потому что люблю другую женщину и собираюсь жениться на ней. Если она, конечно, согласится. Но я обязательно сделаю так, чтобы согласилась. Потому что не представляю больше своей жизни без нее.
Немного помолчав, продолжаю:
– Прости меня за то, что я сегодня про тебя и этого твоего Андрея сморозил, глупо получилось, согласен. Это от ревности. Я когда представляю, что он мог делать с тобой то же самое, что и я, и что ты могла также кончать с ним, как со мной, у меня планку срывает. Я, оказывается, страшный дремучий первобытный собственник. Ты моя, Катюша, только моя и ничья больше, поняла? Ты поняла меня?
Это еще что, блин, такое?
Я чувствую, как что-то холодное, липкое и мерзкое стекает по моим волосам за шиворот. Поднимаю глаза и вижу над своей головой уже пустую кружку, в которой некогда был кофе. Хорошо, что пока мы обжимались и скандалили, кофе успел остыть. Катя держит вышеупомянутую емкость в руках прямо над моей головой и глаза её мечут молнии.
– Ну ты и козёл! Не люблю я это ругательство, но сейчас только оно подходит как нельзя лучше! Значит, я тебя несколько переоценивала, когда говорила, что ты решил с комфортом окопаться в двух домах. Тебе еще и третий подавай! Мы с Юлей будем твоих детей без отца воспитывать, а ты будешь личную жизнь устраивать. А потом, может, и четвертую семью заведешь. А может, тебе гарем организовать? Или еще лучше – мы организуем Клуб кинутых Дмитрием Ланге женщин! Будем сидеть у окошечек, оплакивать молодость и помахивать кружевными платочками.
До меня начинает доходить, в чем тут загвоздка. То ли я сегодня как-то особенно косноязычен, то ли переборщил с пафосом, когда сообщал о разводе, то ли Катя желает думать обо мне только гадости. Но как бы то ни было, Катерина намека не поняла, а значит, надо действовать более прямолинейно и радикально.
Чтобы прекратить этот поток ругательств, я закрываю рот разъяренной женщины поцелуем. Чувствую, как ее кулачки бьют меня по спине, но останавливаться не собираюсь. Да я бы все время только и делал, что целовал этот рот. Ну и еще несколько интересных вариантов совместного времяпрепровождения могу придумать, где будет задействован не только рот, но и другие, не менее аппетитные части тела. Странно, но именно рядом с Катериной я становлюсь каким-то сексуальным маньяком. Я сегодня целый вечер не мог думать ни о чем другом, кроме как о точёных ножках и тонкой талии, скрывающихся за этим обманчиво целомудренным сиреневым платьем. И наверняка она надевала чулки. Жаль, у меня не было возможности самому проверить. В самом деле, не мог же я задрать ей платье прямо у входной двери, когда она вошла в квартиру. Но мысль сама по себе неплохая, при первой же возможности я так и сделаю.