Горелов чувствовал себя дураком. Дураком, потому что не смог убедить Машу. Ведь прекрасно видел, в каком она была состоянии. В таком состоянии человек может броситься с гранатой под танк или закрыть телом амбразуру дота. Надо было отвлечь ее, успокоить, а потом уже объяснять, доказывать, запугивать.
Как ее можно было успокоить? Да так, как мужчины веками успокаивали женщин. Она же сама упала в постель. Надо было только… Дурак! Дважды Дурак Советского Союза капитан Горелов!
Евгений вдруг отчетливо представил Машино белое тело, и у него даже скулы свело от досады. Чуть не упала керосиновая лампа, задетая высокой командирской шапкой. Горелов в сердцах швырнул ее в угол и с новым приступом боли увидел, что шапка упала на ту самую лежанку, на которой ждала его Маша.
А если это была обычная женская игра? От него ждали решительных мужских действий? Тогда он – не только дурак, но и предатель. Он отдал любимую женщину Системе, и та спокойно ее скушала, как скушала уже тысячи и тысячи и еще столько скушает при таких аппетитах, дай Бог ей здоровья.
Все складывалось так прекрасно. В сорок втором ему дико повезло. Выполняя одно, в общем-то, рядовое задание командования в горах, он уничтожил группу немецких диверсантов, так сказать, походя. В горы он уходил зеленым лейтенантиком, а спускался с гор героем, блестящим офицером, перспективным оперативником. К тому же возвращался он по уши влюбленным.
Тогда ему казалось, что он просто влюблен в жизнь, во всех молодых и симпатичных женщин. Например, в радистку отряда Ксюшу Лычко. Но прошло какое-то время, и Евгений Горелов понял, что влюблен он только в Машу Саадаеву, только в нее одну.
Он получал очередные звания, награды, надежно и аккуратно выполнял свою работу, но уже чувствовал, что все непременно скатится назад, даже еще ниже, на самое дно. Вся его рабочая суета только отдаляла неотвратимый конец всего – карьеры, благополучия… О чем там еще мечталось в той жизни?
Любовь к жене врага народа. Не субтильного профессора – «американо-японского шпиона», а самого натурального матерого диверсанта, который проходил подготовку в учебно-тренировочном лагере абвера. Все последствия этого Евгений Горелов понимал, как никто другой, но ничего не мог с собой поделать.
Перед глазами стояла сцена, как он спасает Машу Саадаеву, когда враг будет безжалостно уничтожаться. Как среди огня и пожарища появится он на белом коне… Тьфу, нечисть! Опять этот белый конь! Интересно, куда он все-таки делся? Сожрали, наверное, его дикие звери? Или этот хромой чечен его нашел?
Погоди, капитан Горелов, все тебе припомнят, и этого белого коня – козырную карту вражеской пропаганды на Северном Кавказе, которую ты упустил, – тебе тоже припомнят, подошьют к делу.
Дверь хлопнула, и капитан Горелов впервые в жизни испугался этого звука. Человек топтался в тамбуре, не решаясь войти.
– Товарищ капитан, вы здесь? – услышал он голос связистки Ксюши Лычко. – Разрешите войти?
– Заходи, раз пришла, – отозвался Горелов.
Ксюша бойко протопала через комнату и села за стол напротив него. Горелов поднял голову и посмотрел на девушку. Но чуда не произошло. Курносое лицо, светлые брови. Ксюша Лычко, верный товарищ, его постоянный опекун, правая рука, палочка-выручалочка… Все на свете, все легкое, хорошее, веселое, но только не эта горькая, отчаянная, несуразная, несвоевременная любовь, которая взяла вот за глотку и не отпускает никак.
– Я по делу, товарищ капитан, – осторожно сказала Ксюша, заглядывая в глаза командиру.
– А без дела к боевому товарищу ты зайти не можешь?
– Хорошо бы, если бы так, как вы говорите. Я бы и без дела могла, и как хотите, товарищ капитан, – с неожиданным вызовом сказала Ксюша.
– Ого! Это что-то новенькое! Ну-ну, слушаю тебя.
– Я точно по делу…
– По делу… Я как раз думал по поводу моего дела. Интуиция, видно, еще работает у товарища капитана… Что ты все заглядываешь? Думаешь, что я пьян? Нет, Ксюша, трезвее не бывает. Говори, не дрейфь!
Ксюша наморщила свой задорный носик, отчего стала слишком потешной для серьезного разговора, но все-таки выдохнула разом:
– Вас на рассвете арестуют!
Она думала, что Горелов удивится, вскочит, схватится за оружие, но он только хмыкнул:
– Быстро! Все-таки хорошо мы работаем. Одно слово – Система! Если бы вся армия так, давно бы немца выгнали. Откуда знаешь?
Ксюша опустила глаза, наверное, полагая, что демонстрирует этим красивую печаль. На самом деле опущенные белесые ресницы ничего не прибавили к ее обычному выражению лица.