Прошло некоторое время, прежде чем последовал ответ.
— По-моему, он потерял к этому всякий интерес, поскольку ему стало ясно, что я против этой затеи.
В голосе прозвучала горечь.
Лекс задумался. Он попал под очарование молодой девушки. Два часа показались молодым людям минутами, и Лексингтон выглядел недовольным, когда его брат пожелал всем спокойной ночи.
— Деревенский воздух сделал меня сонным, — сказал он, скрывая зевоту, — пойду спать. А ты, Лекс?
Лекс несколько мгновений колебался, но потом тоже поднялся.
— Зайди в мою комнату, — пригласил Сократ, когда они достигли верхнего коридора, и продолжал: — Да будет тебе известно, что ты превратил Менделя в свирепую кошку.
— Я? — удивленно спросил Лекс.
— Тс-с…
Помещение находилось над жилой комнатой, и снизу к ним доносились звуки разъяренного голоса.
— Этого-то я и опасался, — прошептал Сократ. — Он ругает ее.
— Почему?
— По-видимому, не выносит, когда падчерице оказывают внимание. И ты — не хочу употреблять фраз, взятых из романа, — но ты действительно выглядел влюбленным.
— Разве это плохо? — саркастически спросил Лекс. — Или, может быть, это выглядит неестественным?
Его брат рассмеялся.
— Наоборот, очень естественно. Мне не нравится манера поведения Джона. Другой бы гордился такой дочерью, даже если она его падчерица. Но какой-то страх, которым он одержим, вывел его из равновесия.
— Ты по-прежнему так считаешь?
— Больше, чем когда-либо. Он весь дом оснастил сигнализацией и вообще принял все меры предосторожности для своей безопасности.
— Какие причины для этого?
Сократ пожал плечами.
— Считаю, что неблагоразумно спрашивать человека о причинах его страха.
Из коридора послышались легкие шаги молодой девушки, входящей в свою комнату, затем раздалось тихое топанье слуг, шедших на зов хозяина, чтобы перенести его в постель.
— Спокойной ночи, Джон! — крикнул Сократ.
Ворчливое «спокойной ночи» донеслось через дверь.
— Доброй ночи, мистер Мендель, — присоединился Лексингтон, но ответа не последовало.
Была прекрасная светлая ночь, и долго еще после того, как все замерло в доме, братья сидели у открытого окна и вполголоса беседовали.
— Что это может быть за здание? — неожиданно спросил Сократ, указывая рукой на видимое в лунном свете здание в конце долины.
— Странно, что ты спрашиваешь о единственном здании во всей округе, о котором мне известно. Сегодня после полудня, когда я прогуливался по окрестности, спросил о нем садовника. Он объяснил, что дом принадлежит некому мистеру Джефри, филантропу и отшельнику, который находится в дружеских отношениях с мисс Темальтон, о чем, как я предполагаю, ничего неизвестно ее отчиму. Она… — он не закончил фразу.
В одном из больших окон белого здания блеснул огонь, точнее сказать, оно озарилось необыкновенным светом, который через мгновение погас.
Лексингтон вскочил.
— Что это такое?
Окно снова осветилось и снова погасло. Затем вспышки света последовали одна за другой.
— Мне кажется, кто-то сигнализирует по азбуке Морзе, — ответил брат и прочел по складам: «Иди». Следующую букву не успел расшифровать, и прошло некоторое время, прежде чем он уловил конец послания.
— «Три дуба», — сообщил он. — Итак, «Три дуба». Кто, черт побери, этот таинственный корреспондент?
— Я могу тебе дать три различных объяснений, — сказал Лексингтон. — Вернее всего, что это какой-то бывший военный обучает свою возлюбленную азбуке Морзе.
— Взгляни туда, — взволнованно прошептал Сократ.
Стройная, почти призрачная фигура скользнула в тени деревьев, окружающих дом. Глаза Лексингтона сделались круглыми от удивления, он узнал девушку — это была Молли Темальтон, несшая в руках маленькую сумку.
Она исчезла: братья переглянулись.
— Почему бы ей и не совершать прогулку при лунном свете? — сказал наконец Сократ.
Лекс кивнул.
— Спокойной ночи, старик, — сказал он. — Спи хорошо. Разбуди меня пораньше, если ты не соврал, что собираешься на раннюю прогулку.
Ответ Сократа прозвучал несколько многозначительно:
— Тебе придется еще не это пережить.
Глава 4
И Лексингтон пережил это.
Мокрая губка, которой водили по его лицу, заставила мгновенно оторваться от сна, в котором крадущиеся по лужайке фигуры Джона Менделя и Молли вызывали в нем какую-то смутную, непонятную тревогу.
— Вставай, мой мальчик, — сказал одетый Сократ.
Сквозь открытое окно виднелась долина, окутанная утренним туманом, пронизываемая первыми солнечными лучами.