— А в чем разница? — последнего пассажа не понял даже я.
— И тот и другой работают на реализацию каких-то целей, но первый знает о них, а второй нет. Если мой сосед по ранчо Макс предложит мне поучаствовать в каком-нибудь прибыльном бизнесе вроде поставок гуманитарки в Нигерию, я с радостью соглашусь, если увижу в нем живые деньги! Но знать не буду, что Макс использует мою курятину для вытеснения с рынка нигерийских производителей! Я просто поставляю его предприятию своих кур. А в глазах нигерийского негра я точно такой же негодяй как и Макс. Вот вы, Тим, к примеру, знаете цели деятельности председателя вашего сенатского комитета? Вы можете поручиться перед судом, что Сэм не является человеком Буша или Рокфеллера? И не занимается на своем посту проталкиванием законопроектов, выгодных только этим господам? Вряд ли. Но вы будете выполнять его поручения, искренне считая, что работаете на страну. И мало этого… Мне вдруг подумалось…
— Опять что-то заумное? — насмешливо поинтересовался Хэл.
— Нет, напротив, совершенно простое. То, что нет прямых улик о существовании глобального заговора, не позволяет говорить о его отсутствии. Это как… грибы. Если человек пошел в лес за ними и вернулся без грибов, он ответственно может заявить лишь о том, что не нашел грибов. Но ни в коем случае о том, что грибов нет.
— Сдаюсь! — сенатор поднял руки. — Вы меня убедили, что вокруг нас зреют десятки заговоров! Предлагаю не пускать дело на самотек, а пойти и сейчас же разоблачить всех негодяев! Кстати, о негодяях! Вы слышали, сегодня вечером на концертной площадке намечается отличный спектакль? Банкиры и дипломаты на Круглом поле[12] ставят пьесу Олби. Режиссура — Збиг Бжезинский. В роли Марты — Джон Негропонте[13]. Заявлены еще Бьюкеннен и Блумберг. Будет уморительно — вы же знаете Джона? Господи Иисусе, мне уже сейчас смешно!
Все, кроме меня — ведь я понятия не имел о том, кто такой мистер Негропонте, дружно закивали, и это было неудивительно. Почему-то так получалось, что во властных структурах оказывались люди, ходившие в одни и те же колледжи, читавшие лекции в одних и тех же университетах, знавшие друг друга еще по школьным проказам и почти всегда фамильярно называвшие друг друга по именам. Точно так же знали друг друга их отцы и деды. Кто-то гордился тем, что предки его прибыли в Америку на «Мэйфлауэр», кто-то присоединился позже. Семьи ветвились, множились, обзаводились новыми фамилиями, прирастали эмигрантами, но всегда оставались своеобразной кастой, члены которой стояли друг за друга несокрушимой скалой. И нет ничего удивительного в том, что Остин, Тим и Хэл знали Джона. Это я был здесь гостем, а они уже давно — одной большой сросшейся семьей.
— О! — воскликнул Хэл. — Тогда, должно быть, в роли мужа Марты — Кристофер Додд? Тогда и в самом деле должно быть очень весело.
— Вы читали программку? — подозрительно спросил сенатор. — Я думал, что это закрытая информация.
— Просто догадка. Я ведь аналитик, — оправдался генерал. — Мне по роду службы положено.
Я вертел головой от одного к другому и не мог понять, почему ожидается какое-то веселье?
— Наш европейский гость, кажется, не в курсе, — обратил на меня внимание Остин. — Ему трудно понять ваши надежды на веселый вечер.
13