— Хитрецы!
— Знаете, Зак, цивилизованным людям вроде меня или вас вообще нечего делать в России. Ничто не способно воздействовать на меня столь же деструктивно, как еще один год проживания в Москве. Все эти их Толстые, Достоевские, Чеховы, Пастернаки и Набоковы… они все появились не просто так!
— Вы их читали?
— В колледже, в оригинале. Знаете, почти не запомнилось, наверное, тогда я был больше сосредоточен на самом языке, чем на смысле романов. А теперь меня заставил перечитать все этот несносный выскочка — Брейтвейт. И еще что-то из Шолохова, Шукшина…
— Как вы это выговариваете, Френсис? Все вот эти «ш-ш-ш»?
— Это совсем непросто, Зак, нужна определенная сноровка. Но слышали бы вы поляков!
— Там еще больше «ш»?
— О! — лорд Стаффорд сделал круглые глаза. — «Ш, ч, ж, щ» — в самых безумных комбинациях!
— Сочувствую вам, Френсис, тяжелый у вас хлеб. Однако, вы обещали рассказать мне о том, как продвигается в Москве наш бизнес?
— А почему я по-вашему, сижу здесь и напиваюсь как докер вечером в пятницу?
— Все так плохо?
— Не знаю, Зак… не знаю, — барон одарил меня самым честным взглядом, на какой был способен. — Представьте себя за огромным столом, на котором выстроились паштеты, супы, ломти пармской ветчины и пекинская утка. Все такое вкусное, все так рядом, вы чувствуете запах, аромат кружит голову, руку протяни — и оно твое, любое, до чего дотянешься. Представили?
— И?
— Вам даже дают попробовать по кусочку.
— Но? Когда все так хорошо, не может не быть «но».
— Верно, всегда есть это чертово «но»! — пьяно хихикнул лорд Стаффорд и принялся рассматривать свои безупречные ногти. — Но стоит вам протянуть руку к любой тарелке, как она куда-то отодвигается, и вы хватаете пустоту!
В его голосе чувствовалась неподдельная обида, но кажется, сказанным она не исчерпывалась.
— Сэр Родрик говорит, что русские отказались следовать Вашингтонскому консенсусу, — пробормотал лорд Стаффорд. — Информация пока неофициальная. Сейчас идут предварительные переговоры между МВФ, Парижским клубом и Москвой, но уже точно известно, что русские не полезут в долги на наших условиях. Они согласны даже на повышенные ставки, но решительных политических шагов делать не станут. Тем более, под давлением со стороны. Мне кажется, что и деньги им нужны от нас только для того, чтобы мы оставили их в покое, опасаясь за сохранность капиталов. Вашингтон давит на своих в Москве и на нас с Геншером[59], Париж, как обычно, пытается быть слугой у двух господ…
Он вскочил на ноги, шагнул ко мне и затараторил:
— Я не знаю, чем все кончится, Зак. Год назад перспективы были ясны и понятны. Нам казалось, что комми решились последовать своей теории конвергенции, и вот-вот лягут под нас, но теперь, с приходом Баталина… Ни у кого уже нет сомнений, что они играют в какую-то свою игру.
Френсис тяжело вздохнул, поморщился, отступил к своему креслу и тяжело в него опустился. Я чувствовал, что он хочет еще что-то сказать и поэтому молчал.
— Знаете, это выходит за круг моих должностных обязанностей, — заговорил лорд Стаффорд, — но кое-какая информация до меня добирается. В регионах России начались чистки. Пока что без особой крови, но они уже идут. Но этого следовало ждать от красных, хуже, что вместе со всяким националистическим сбродом под метлу попадают и наши люди. Власть и влияние будто вода утекают из наших рук. А теперь, когда в их Госбанке уселся ваш Карнаух, все совсем стало тусклым. Он обеспечит большевиков деньгами! И не спасут никакие доступные нам санкции. Американцы все это проходили. Зачем вы отпустили Карнауха, Зак?
— Он меня не спрашивал, Френсис, — ответил я. — Но я не очень понимаю ваших переживаний. Разве Баталин не вышел из КПСС, разве не объявил он свободу от идеологии? Мне кажется, вы чересчур сгущаете краски?
— Я? Сгущаю? — лорд рассмеялся. — Я не рассказываю вам и десятой части своих трудностей! В Москве закрывают наши благотворительные организации! Под разными надуманными предлогами ставят их финансовые потоки под контроль минфина. Это совершенно мешает нашей работе. Снова наложены ограничения на наличную валюту — мы элементарно не можем отблагодарить нужных людей! Черт, они словно читают наши секретные инструкции!
Сэр Френсис внезапно швырнул полупустой стакан в стену, проследил за появлением мокрого пятна на шелковых обоях, резко крикнул:
— Пенни! — в комнату вошла симпатичная рыжая девочка в переднике. — Уберите осколки, — он показал пальцем на пол. — И принесите мне еще виски и посуду.