— Вы не в себе, Френсис, — заметил я. — Вам не стоит все принимать так близко к сердцу.
— А как еще мне это принимать? — уныло спросил барон. — Брейтвейтом очень недовольны в Форин-офисе. Его считают ответственным за провал десятилетней работы. На следующей неделе его отзовут и некоторое время — месяца три-четыре — мне придется выполнять функции посла, понимаете?
Я кивнул, рассеянно наблюдая за тем, как сноровисто Пенни собирает осколки.
— Ничего вы не понимаете, Зак, — лорд Стаффорд закрыл глаза и обхватил ладонями лобастую голову. — Ничего! Это конец моей дипломатической карьеры. Вам проще, ведь никто не давит на вас, не заставляет делать глупости. Я даже вам завидую. Чуть-чуть. Поймите, Зак, если уж чертов хитрец Брейтвейт упустил ситуацию из рук, то я… Я прекрасно понимаю, что не стою и четверти Брейтвейта. Это пока не мой уровень. Я не могу больше быть в Москве! Возьмете меня на работу, Зак? Если у нас толком не состоялось продолжительное партнерство, то, может быть, под вашим прямым руководством моя деятельность будет успешнее?
Пенни вышла, барон вместе с креслом придвинулся ближе, схватил меня за руку, сжал ладонь и громко зашептал:
— Я хоть и вылечу с треском после такого провала, и в Уайтхолл мне уже никогда не попасть[60], но связи в России у меня останутся! Не те, старые, которых русские вскоре пересажают по тюрьмам, а новые, из тех, кто пришел с Баталиным! Я смогу быть полезным, Зак!
Мне было удивительно и неприятно видеть его таким — совершенно расклеившимся, боящимся завтрашнего дня, едва не размазывающего сопли по щекам. Однако его чиновничья интуиция была великолепна, он загодя принялся искать теплое место. Весьма полезное качество в некоторых ситуациях.
— Там такие деньги! — продолжал расхваливать ненавистную страну сэр Френсис и понемногу заводился сам. — Да что я вам рассказываю, вы же все видели сами — золото, нефть, газ. Можно добиться участия в их больших газовых проектах, Зак! Я видел их проекты развития «Газпрома» — это что-то невероятное! Недооцененность этой новой компании по сравнению с каким-нибудь BP колоссальная! Можно за пару пенсов купить достаточное количество его бумаг. Сейчас он ничего не стоит, но вот увидите, вскоре Баталин вышвырнет Черномырдина из директоров. И тогда у нас появится шанс снабжать пол-Европы русским газом!
Я слушал его и думал, что лорд Стаффорд вполне может быть мне полезен, выполняя те же функции, что и князь Лобанов-Ростовский для людей из противоположного лагеря. В этом была даже какая-то забавная ирония: английский лорд и русский князь словно бы поменялись местами, отведенными им историей.
— И в Лондоне! — горячился барон. — Я знаю здесь всех, кто что-то может решать! Я бы и сам взялся за какой-нибудь бизнес, но беда в том, что я безынициативный. Понимаете, Зак? Я безынициативный! Мне нужно ставить задачу и тогда я могу свернуть горы, но сам я себе ее не поставлю никогда!
Такая честность показалась мне заслуживающей поощрения.
— Я возьму вас, Френсис, — сказал я. — Возьму, если вы порекомендуете Родрику Брейтвейту тоже обратиться ко мне за работой. Вы так его разрекламировали, что я полагаю, он может оказаться полезным.
Мне хотелось услышать самого бывшего посла — в чем он прокололся, работая в Москве. Впрочем, и любой другой прокололся бы, играя в карты с шулером. Ведь если Серый регулярно сливал информацию окружению Баталина, то соревноваться в стратегии с командой нового советского президента не смог бы никто. Но информация — это одно, а умение ею правильно распорядиться — совсем другое, и, кажется, в Москве нашлись-таки умельцы.
Сэр Френсис разочарованно хмыкнул:
— Брейтвейта? Этого неудачника? Господь всемогущий, Зак! Да хоть саму леди Тэтчер! Только… я не хотел бы возвращаться в Москву. На меня каждый раз нападает нервная икота, когда я вижу эти чертовы кремлевские башни! Я могу работать с русскими, но издалека, понимаете?
— Что ж, Френсис, я думаю, это можно устроить, — я обнадеживающе улыбнулся. — А для вас у меня есть один проект…
Целый час я рассказывал ему о частных деньгах. Он даже порылся в шкафу и отыскал пару монографий Хайека, ни разу, впрочем, не открывавшихся с момента их появления в этом доме. Поначалу сэр Френсис воспринял идею несколько… скептически, но чем больше мы рассуждали, тем скорее он превращался в прежнего лорда — самоуверенного, довольного жизнью, даже одухотворенного — едва не засветился от счастья: снова в жизни появилось Большое Дело, которому можно посвятить многие годы.
Расставались мы в дверях его особняка, барон сам помог мне надеть плащ, отодвинув в сторону дворецкого, сам под зонтом проводил меня до машины и напоследок сказал:
60