В подтверждение сказанного почтенный весело подергал себя за мочки ушей.
– Многие хотели знать на память олонхо Ыллыра. Он соглашался учить. За то, чтобы вызубрить одно из них, ученики платили коровой. Потом из аймака в аймак, от праздника к празднику олонхосуты повторяли сказания. Были отчаянные головы, желающие большего – певческого мастерства. Предлагали за обучение все свое имущество. Ыллыр и тут не отказывался. Но через день-два, не найдя в голосах певцов чего-то ему лишь ведомого, отступался, и никакое богатство его не прельщало.
– Где Ыллыр теперь? – поинтересовался черноглазый мальчуган. Приткнувшись к плечу матери, он сидел с открытым от волнения ртом.
– Тому две двадцатки весен, малыш, как никто не видел великого олонхосута на Орто, – улыбнулся старик. – Ушел однажды в тайгу и не вернулся. Соблазнил его трехликий Кудай, забрал в свои сопредельные земли. Так и не узнал Ыллыр о рождении внучки своей Долгунчи, что стала знаменитой певицей.
Дьоллох закашлялся, будто подавился чем-то, и с натугой переспросил:
– Долгунчи?..
– Да, – кивнул старейший. – Долгунча соблаговолила приехать к нам на праздник. Ты, наверное, завтра будешь с ней состязаться. Она тоже играет на хомусе.
Помедлив, продолжил:
– Певцы девятого уровня часто сходят с ума, погибают или добровольно соглашаются уйти к Кудаю, перед величием которого отступает время. Должно быть, Ыллыр поет нынче в бессмертном хоре великих певцов. Чудесные голоса баламутят глубины в морях и нагоняют ураганы со смерчами… Эти люди стали духами. Их сказания хранят вершины древних утесов. Их песни крадет очарованное эхо и носится с ними в ущельях. Опасные песни – они навевают тоску по красоте неземных звуков и могут насмерть заворожить человека.
– Ох, зачем же нужны такие песни людям? – поежилась мать черноглазого мальчика.
– Нет, не говори так! – воскликнул сказочник. – Без них – беда! Если замолкнут певцы, умрет эхо, и люди забудут прошлое. Всё некогда звучащее на Срединной земле, от мышиного писка до грома, канет в вечность и затеряется в ней. Мертвая тишина – тишина без прошлого – накроет миры. Как тогда будущему родиться? Ведь грядущее появляется из эха памяти о вчерашнем…
– Кто-нибудь помнит олонхо Ыллыра?
– Его певучие олонхо разлетелись во все концы Орто, разделились на множество крылатых преданий. Люди поют их на разных языках. Каждый народ думает, что вот эта история произошла с их предками, слова вот этой складно сложенной былины придуманы их певцом. Живет, говорят, где-то в Великом лесу олонхосут, помнящий несколько трехдневных сказаний Ыллыра. Этот знаток берет за учебу не одну корову, а объезженного вола и корову с приплодом. Однако самые длинные сказания величайшего из певцов, что продолжались от новорожденной луны до ее истощения, не помнит ни один человек. И так дивно, как пел Ыллыр, – заставляя забыть обо всем на свете, вынимая голосом сердце и печень, – никто пока не умеет.
– Есть и нынче много хороших певцов, – едва слышно возразил Дьоллох, опустив глаза.
– Много, – усмехнулся старик. – В народе саха всегда хватало людей с красивыми голосами. Недаром говорят, что наши детишки начинают петь прежде, чем говорить. Но вот досада: никому из тех, кого я слышал, таинство слова не подвластно в той же мощи, какою был наделен Ыллыр. А он обладал красотою слова и слога. К тому же владел не просто голосом, но и складом мелодий, выносливостью дыхания, быстротой перевоплощений и способностью все это слить воедино. Иные безумцы и сейчас готовы променять всю свою живность на знание хотя бы одного олонхо Ыллыра. Подражают ему, как могут, желая заполучить крупицу великого джогура… Надобно сказать, в чем еще заключается коварный замысел Кудая. Трехликий волен ранить человека с незначительным джогуром излишне высоким мнением о доставшемся подарке. Такой бедняга смертельно обижен на людей, не желающих признать его уменье великим… Есть ли грех тяжелее, чем тайное желание сравняться с Творцом в мастерстве? Однако у некоторых эта мечта огромнее жажды богатства, сильнее плача голодных детей и даже смерти Ёлю!
Рассказчик помолчал и с непонятным сочувствием глянул на Дьоллоха.
– Запомни, внук Торуласа, то, что я пропою, прежде чем завершить почин. Запомни и подумай, ибо тебе придется размышлять об этом, может быть, всю свою жизнь.