В пустоватой и неуютной кухне пол был выложен кафелем и кое-где застлан соломенными циновками. На фоне выкрашенных желтой краской стен выделялось шоколадно-коричневое дерево несущих опор. На коврике у камина безмятежно спали рядом черно-белая колли и полосатая кошка — собака свернулась, положив голову на лапы, а кошка вольготно развалилась. На каминной полке отсчитывал мгновения будильник, зажатый между двумя фарфоровыми собачками.
Джейн Рул, сухопарая и седая, монументально застыла над плитой с поварешкой в руке, как автомат, готовый выполнить свою нехитрую операцию, как только поступит сигнал с пульта.
Снаружи донесся звук подошв, шаркающих о половик, и вошел ее сын. Клиффорд Рул обладал сложением борца-тяжеловеса, но щеки его розовели детской нежностью, и на мир он смотрел глазами ребенка — невинного, наивного, принимающего все как должное. На нем была серая рубашка, заправленная в плисовые брюки; от него попахивало коровником.
Ни мать, ни сын не проронили ни слова. Клиффорд сразу направился к раковине и умылся с шумом и множеством брызг. Его матушка словно вышла из столбняка и принялась раскладывать жаркое по мискам. В ту, что стояла на подносе, попало совсем чуть-чуть.
Клиффорд вытерся полотенцем, с любопытством поглядывая на мать.
— Ну и долго ты еще будешь это делать?
— Замолчи, Клиффорд! — рявкнула на него Джейн. — Садись и принимайся за свой ужин.
Клиффорд сел, и мать поставила перед ним миску жаркого.
— Начинай, а я отнесу это наверх.
Она взяла поднос и направилась к лестнице, располагавшейся в углу столовой. Спустя несколько секунд дощатый пол на втором этаже застонал под ее шагами. Она спустилась вскоре, но уже без подноса.
— Я же велела тебе начинать есть!
Она заняла свое место за столом, и почти синхронными движениями оба взяли по куску хлеба, накрошив при этом на синтетическую скатерть, потом свои ложки и принялись за еду.
— Полицейских видел?
Клиффорд задумался и замер с ложкой у рта.
— Видел… вчера.
— Они опять приехали сегодня.
Он отложил ложку в сторону и бросил на мать встревоженный взгляд.
— Зачем они вернулись?
— Они обыскивают округу.
— Но они же все обыскали вчера. У них еще были такие специальные палки, и они ими везде тыкали, в канавы, там, в заросли… — Клиффорд разволновался, и слова у него стали налетать одно на другое.
— А ну-ка возьми себя в руки! — резко сказала Джейн. — Они всего лишь осмотрели постройки.
— Постройки… — Он уставился на мать, открыв рот. — А к нам в дом они заходили?
— Да.
Он воздел глаза к потолку.
— И наверх поднимались?
— Да.
— И в маслобойне были?
— Да.
Ее ответы походили на капли воды из прохудившегося крана. Между каждым из его вопросов зависала долгая пауза.
— Но они же не…
— Нет!
— Они задавали вопросы?
— Да, те же, что и вчера. Ешь живей!
Несколько минут они ели молча. Тень от решетки чуть заметно ползла вверх по стене, в солнечных лучах искрились пылинки.
— И еще эта сегодня заявилась… Жена Иннеса, в своей инвалидке.
— Что ей было нужно? — Он снова занервничал.
— Она меня про полицейских расспрашивала. О ней не беспокойся. С такими-то я умею обходиться.
Клиффорд нахмурился.
— Мистер Иннес ко мне хорошо относится.
— Хорошо относится?! Он к тебе хорошо относится только потому, что платит тебе половину положенного, когда ты на него ишачишь. Вот тебе мой совет, сынок, держись-ка ты от этой семейки подальше!
Когда Ральфа Мартина увели в другой отсек штабного автобуса, Уайклифф занялся изучением карты, кнопками прикрепленной к перегородке. Чтобы как следует войти в курс расследования, он прежде всего должен был изучить местность, «поработать в поле», как сказал бы ученый-естественник. Просто допрашивать свидетеля или подозреваемого было для него все равно что посадить в клетку подопытного зверька. Это могло дать некоторое представление о поведении индивидуума в условиях стресса, но нисколько не помогало разобраться в мотивах его поступков, его реакции на окружающее, понять, какое место эта отдельная судьба занимает в хитросплетении судеб других людей.
Он повернулся к Керси.
— Эта семья на ферме, как бишь ее?… Трегеллес… Я хочу наведаться к ним. Потом поеду домой. Тебе буду звонить завтра утром.
Он прошелся по пирсу, пересек площадь, на которой располагались основные магазины, и свернул в одну из узеньких улочек, что вели прочь от гавани. Если бы обитатели этого городка, жившие в нем сто лет назад, вдруг воскресли, они без труда узнали бы его, каждое здание было бы им знакомо. Переход от рыболовства к туризму (слава Богу, еще не окончательный) не имел пока обычного всеразрушающего эффекта.