— Как вы думаете, — уловив мой взгляд, спросил он. — Золотые зубы вписывать?
— Не надо. Вы же не в Бухенвальд едете! У моего друга платиновый клапан в сердце — он и то никогда не вписывает! — Но это сказал не я, а появившийся Спецкор. Одет он был точно так же, как в день, когда я увидел его впервые, только, кроме фотокоровского короба, имелась еще большущая спортивная сумка.
— Я так и думал! — облегченно вздохнул Торгонавт.
— А вот перстенек запишите. За контрабанду могут в Бастилию посадить!
— Бастилию сломали… — грустно отозвался Торгонавт и покосился на свой массивный золотой перстень с печаткой в виде Медного всадника.
— Какие еще трудности? — в основном к Алле с Филиала обратился жизнерадостный Спецкор. — Заполняю декларации. Оказываю другие мелкие услуги. Плата по таксе. Такса — пять франков…
— А в рублях берете? — спросил я.
— По-соседски… На чем застряли? — Он пробежал глазами мой бланк и достал ручку. — Типичный случай… Запомните: прибыли вы из СССР.
— Странно…
— Ничего странного. На обратном пути напишете: «Прибыл из Франции». Если, конечно, вернетесь… И не ищите логики в выездных документах. Это — сюр! А сколько у вас рубликов с собой?
— Тридцать четыре… с мелочью…
— Больше тридцати нельзя. Строго карается. Пишите — ровно тридцать.
— А если проверят? — ненавидя себя за трусость, тем более в присутствии Аллы с Филиала, проговорил я.
— Нужно уметь рисковать! — подмигнул Спецкор. — Оружие спрятали надежно?
— Мое оружие — советский образ жизни!
— Неплохо, сосед! Декларацию сами подпишете или тоже доверите мне?
Я подписался под десятком «нет» и спросил:
— А почему вы называете меня соседом?
— Потому что в отеле мы будем с вами жить в одном номере.
— Откуда вы знаете?
— Пресса знает все. Списки проживания составлены и утверждены в Москве, а я подполз и разведал.
— А я с кем буду жить в одном номере? — спросила Алла с Филиала.
— Обычно такие очаровательные женщины живут вместе с руководителем…
— Вот как? — произнесла она с таким холодным недоумением, словно понятия не имела не то что о Пековском — вообще о принципиальных физиологических различиях между мужчиной и женщиной.
— Виноват! — покраснел Спецкор. — Не рассчитал-с! Просто не знаю с кем… Не интересовался. Но если предположить, что наша генералиссимша будет жить, естественно, одна, то вам остается во-он та юная женщина, которые еще есть в русских селеньях…
И Спецкор показал на румяную плотную девушку, одетую в ярко-синюю куртку-аляску и белые кроссовки, вроде тех, что в магазинах потребкооперации продают колхозникам в обмен на определенное количество сданных мясопродуктов. Рядом с ней стоял болотного цвета чемодан, надписанный совсем как для выезда в пионерский лагерь: «Паршина Маша. К-з «Калужская заря».
Это была Пейзанка, значившаяся в моем блокноте под номером восемь.
— Девушка, вы уже заполнили декларацию? — игриво крикнул ей Спецкор.
— Не-ет еще… — смущенно ответила она.
— Могу помочь. Недорого. Всего пять франков. Труженикам сельского хозяйства — скидка! — И с этими словами Спецкор направился к ней.
— Я очень рада! — призналась мне Алла с Филиала. — Очень приятная девушка, правда? Вы знаете, я боялась, что меня поселят…
И тут, легка на помине, появилась Пипа Суринамская. Точнее, сначала в зал вбежал прапорщик, огляделся и, зачем-то придерживая отъехавшую стеклянную дверь, крикнул:
— Здесь, товарищ генерал!
Тогда состоялся торжественный вход царственной Пипы Суринамской в сопровождении толстого генерала, на красном лице которого были написаны все тяготы и излишества беспорочной многолетней службы. Следом за ними перекособочившийся сержант, очевидно водитель, впер гигантский чемоданище, имеющий к обычным чемоданам такое же отношение, как динозавр к сереньким садовым ящеркам.
— Здорово, хлопцы! — поприветствовал генерал хриплым басом и, небрежно отдав честь, поздоровался за руку с вытянувшимися во фрунт Буровым и Другом Народов. — Как настроение?
— В Париж торопимся! — тонко намекнул на непунктуальность вновь прибывших Друг Народов.
— Ничего — теперь уже скоро, — утешил генерал Суринамский. — Три часа — и там. Десантируетесь прямо в Париже… А мне на танке три недели ехать!
Полководческая шутка вызвала дружный и старательный смех.
— Ну, мамуля, давай прощаться! — поскучнев, сказал генерал и придвинул к себе Пипу для прощального поцелуя. — Отдыхай. Осваивай достопримечательности. На Эйфелеву башню не лазь — хлипковата для тебя. В магазинах с ума не сходи — у нас в «Военторге» все есть. Ну и за дисциплинкой в подразделении приглядывай! — Обернувшись, он пояснил: — Я, когда в командировку убывал, часть всегда на супругу оставлял. И полный порядок!