Выбрать главу

Не такое ли понимание истории и имел в виду Константин Дмитриевич, когда собирался писать историю «по-своему»? Эти мысли правильны и с нашей сегодняшней точки зрения, а в то время они вообще звучали необычайно смело — они открыто противостояли всякого рода антинаучным, даже религиозным толкованиям о происхождении общества. Не мудрено, что однажды к Ушинскому подошел профессор Семеновский и с ядовитой ухмылочкой осведомился:

— Вы что же, любезный коллега, внушаете неопытному юношеству?

— А что вы имеете в виду? — вскинул голову Константин Дмитриевич.

— Так в чем, по-вашему, главное начало происхождения обществ? В природе?

— А по-вашему? — ответил Ушинский. — Или и впрямь вы полагаете, что рука всевышнего соединила рабов с господами?

Семеновский покраснел. За несколько лет до приезда Ушинского он в одной из речей на торжественном собрании лицея изрек именно так: «Не природа, не договоры и не войны или насилие суть причины вступления людей в общество. Рука всевышнего соединила людей в общество, ввела и оградила их верховной властью». Дотошный молодой преподаватель узнал об этом, прочитал речь Семеновского, запомнил из нее фразу и сейчас публично высмеивал «почтенного профессора», уличая его чуть ли не в невежестве!

— Нехорошо-с, молодой человек, — только и нашелся Семеновский. — Дурно влияете на юношество, дурно-с!

Ушинский рассмеялся.

Константин Дмитриевич был доволен тем, как складывалась его деятельность, да и деятельность других молодых лицейских преподавателей. Сбылась заветная мечта: рассеивать идеи, приготовлять умы! С увлечением брался он теперь за каждое дело, которое хоть в малейшей степени способствовало этой благородной цели. Вместе со Львовским он выработал проект правил для экзаменующихся студентов и добился разрешения пополнить лицейскую библиотеку книгами. Он обрадовался поручению совета лицея — прочитать на очередном торжественном собрании актовую речь. И с особым удовольствием приступил к научной подготовке студентов, объявив темы для сочинений на соискание золотой и серебряной медалей.

Помня, какую добрую роль в его собственном развитии играло участие профессора Редкина, Константин Дмитриевич старался быть для лицеистов таким же хорошим советчиком. Они отвечали ему за это искренним уважением. Не столь уж велика была разница в возрасте между молодым профессором и учениками — среди них встречались тоже и двадцати- и двадцатидвухлетние! Но недосягаемо высок был авторитет Ушинского как преподавателя…

…И директор Голохвастов был тоже доволен. Два года назад на него сыпались неприятности из-за плохой работы лицея. Министр просвещения Уваров намеревался отстранить Петра Владимировича от директорства. Спасло лишь заступничество попечителя Московского учебного округа. И вот с приходом молодых профессоров положение в лицее заметно выправлялось — преподавание улучшилось, увеличился приток студентов, молодые преподаватели радовали Голохвастова своей энергией. Калиновский сдал магистерский экзамен — Голохвастов от души поздравил его на общелицейском собрании, утвердил в должности профессора. А невыносимый Семеновский наконец ушел в отставку, и группа молодых пополнилась: на место Семеновского явился только что окончивший Московский университет ровесник Ушинского, такой же энергичный и деятельный, — Василий Иванович Татаринов.

Однако недоброжелатели Голохвастова не унимались. Летом в соседней Костроме заполыхали пожары-поджоги. Появились зловещие записки с угрозами о поджогах и в Ярославле. Одна из них прямо указывала, будто эти поджоги дело рук студентов Демидовского лицея. Понаехали следователи, начались допросы. Подозрения, в конце концов, отпали. Но кому-то, выходит, опять не терпелось бросить тень на Голохвастова. И не только на него, а на все дело народного просвещения в губернии. Ведь директор лицея по существующему положению одновременно ведал всеми губернскими учебными заведениями. К этим своим обязанностям Петр Владимирович относился исключительно добросовестно и действовал как человек прогрессивных воззрений, между прочим, он с первых классов в гимназиях ввел изучение русской истории и географии.

Ушинскому были близки эти устремления Голохвастова. Живя в Ярославле, Константин Дмитриевич воочию видел, что русское общество вступает в новую полосу хозяйственной жизни. Ярославль развивался как торговый и промышленный центр. Здесь была первая полотняная фабрика и одна из первых типографий. С середины XVIII века существовал театр. Ко времени приезда Ушинского этот город на Волге — среди городов севера России, таких, как Тверь, Нижний Новгород, Владимир, Кострома, — занимал первое место и по числу жителей и по активности купцов и заводчиков: жило в нем около тридцати тысяч человек, имелось 55 предприятий, вверх и вниз Волгой проходило за год до четырех тысяч судов, свыше тысячи из них грузилось или разгружалось на ярославской пристани.

Образованные люди России повсеместно изучали родную страну, стремились знакомить с ней своих соотечественников. Были любители-краеведы и в Ярославле — они собирали данные о своем крае, вели метеорологические наблюдения, изучали древние манускрипты. Была здесь и своя литературная среда.

Сын пошехонского помещика Кирилл Доводчиков, по возрасту ровесник Ушинского, печатал стихи в Москве и Петербурге. По рукам ходила сатирическая поэма Доводчикова «Панорама Ярославля», в которой он высмеивал приходящую в театр местную знать и высших сановников. А поэтесса Юлия Жадовская выпустила в 1846 году сборник стихов, о котором упоминал в одной из статей Белинский. Более поздние ее стихотворения встретили одобрение Добролюбова. Писала она и романы. В ту начальную пору своей творческой работы двадцатитрехлетняя девушка с нелегкой судьбой (у нее не было левой руки, рано умерла мать, самодурствовал отец) привлекала всех окружающих искренней увлеченностью искусством. В доме ее нередко собирались местные литераторы, в большинстве учителя гимназии — выпускники Московского университета и молодые профессора лицея, даже некоторые из студентов, например, ученик Ушинского Алексей Потехин, в будущем известный писатель.

Константин Дмитриевич вполне разделял желание ярославцев сделать духовную жизнь своего города более интересной. Однажды он пришел к Голохвастову.

— Петр Владимирович, вы не будете возражать, если я возьмусь за одно важное дело.

— За что именно? — поинтересовался Голохвастов.

— За редактирование «Губернских ведомостей».

— Вам предлагают редактировать «Губернские ведомости»? — удивился директор.

— Нет, — ответил Ушинский. — Я сам хочу предложить свои услуги в качестве редактора неофициальной части. Поймите меня правильно…

И он объяснил Голохвастову, что усилиям ярославцев — развивать свой край — никак не соответствует характер местной газеты. Выпускались эти «Ведомости» небольшим размером всего один раз в неделю и заполнялись официальными предписаниями да казенными объявлениями о сыске преступников. Так называемая неофициальная часть, которую разрешалось делать из известий, способствующих торговле и хозяйству, вообще отсутствовала. Перелистывая в лицейской библиотеке старые комплекты «Ведомостей» — а они стали выходить в Ярославле лет за 15 до приезда Ушинского, — Константин Дмитриевич, нашел, что раньше нет-нет, но все-таки появлялись оригинальные содержательные статьи. Теперь же ничего! Вот он и хочет возобновить неофициальную часть, чтобы оживить «Губернские ведомости». Он бы уже давно предпринял это, да отвлекала подготовка к лекциям, а теперь стало полегче., вот и решил… Конечно, без всякого ущерба для лицейских обязанностей, уверил он директора.

— Я понимаю, — сказал Голохвастов и, подумав, согласился. — Дело действительно важное. Попробуйте.

Ушинский жил на Стрелецкой улице. В глубине двора в длинном деревянном здании помещалась кондитерская Юрцовского. Оттуда всегда вкусно пахло сдобным тестом, ванилью. А на улицу по обеим сторонам от красивых ворот со столбами из белого камня выходили два флигеля с мезонинами. В одном из них и снимал квартиру Константин Дмитриевич.