возрастет его сочувствие и желание помочь мне, то, по крайней мере, исчезнут
всякие возможные опасения за сестру, которую он сможет спокойно оставлять в
моем обществе. Моя искренность имела многочисленные последствия. Милая
Фиби вздрогнула при первых моих словах, залилась румянцем, подняла
полные слез глаза к небу и тут же закрыла лицо руками; когда же я кончила
говорить, она устремила на меня робкий взгляд.
— Ах, отчего вы не были так искренни с самого начала? — воскликнула эта
великодушная девушка. — Тогда все было в наших руках. А нынче... — Она
покачала головой, и этот выразительный жест договорил невысказанное.
Обеспокоенная и встревоженная, я стала умолять ее поведать мне
причины, по которым наше положение представляется ей теперь столь
безнадежным. Она не могла противиться моим просьбам и признала, что с момента
возвращения старшего брата Хью, не менее, чем я, почувствовала
высокомерие и суровость в его обращении и большую, чем обычно, резкость речей;
наконец, им стало известно, что их сестра Мэйбл, не прислушиваясь к велению
добродетели и наставлениям лэрда Дорнока, уступила домогательствам
короля и, чтобы защитить себя от гнева семьи, вынуждена была публично
обнаружить свой позор, отдавшись под покровительство любовника. Дабы
примирить лэрда Дорнока со столь тяжким бесчестьем, ему был предложен титул и
любая должность при дворе, какую он пожелает занять. Прекрасная Мэйбл
между тем утешилась в утрате истинного достоинства временной честью
царить в сердце короля и называться графиней.
Я с удивлением спросила, как может повлиять на нашу участь событие, к
которому мы никоим образом не причастны. Хью поведал мне, что брат,
решительно отвергнув почести, предложенные ему в возмещение бесчестья,
покинул королевский двор в великом негодовании; что поначалу сам он и Фиби
принуждены были с презрением возвращать все письма и подарки,
посылаемые сестрой; но что в последнее время под влиянием некоего соображения,
для них необъяснимого, чувства лэрда Дорнока разительным образом
переменились. Им было отправлено несколько курьеров к графине-фаворитке,
но в чем состояли их поручения и какие были получены ответы, брату и
сестре осталось неизвестным, хотя многие обстоятельства давали им основание
полагать, что писанные нами письма ни разу не были отправлены по
назначению.
Кровь отхлынула у меня от лица при мысли о таком изощренном
предательстве, и я возблагодарила Небо, что мне одной сообщили о нем: леди Са-
утгемптон, которая часто бывала не в силах совладать ео своими чувствами,
неизбежно каким-нибудь неосторожным словом выдала бы, что ей все
известно. Молодой Хью, видя мое смятение, заверил меня, что, хотя найти
преданного гонца — дело безнадежное, сам он считает своим долгом освобождение
тех, чьему пленению невольно способствовал, и что я могу располагать им,
если только сочту возможным ему довериться, что никто не заподозрит
истинной причины его отсутствия, ибо лэрд Дорнока, хорошо зная особую
привязанность Мэйбл к младшему брату, естественно, решит, что тот вознамерился
использовать себе во благо то влияние, которое она имеет при дворе... Есть ли
на свете что-нибудь прекраснее и трогательнее великодушия? Благородный
юноша умолк. Весь его вид говорил о том, как страстно он желает, чтобы
предложение его было принято, чтобы оно не было сочтено за похвальбу. Я
взяла за руки своих молодых друзей и, должным образом выразив свою
благодарность, отказалась стать виновницей ссоры между ними и их угрюмым
братом, у которого нет недостатка в средствах сделать наше положение го-
раздо более невыносимым, если только он заподозрит, что мы пытаемся
отвратить его семью от чувства долга. Я старалась убедить их (а равно и себя),
что наши друзья начнут неутомимые поиски в тот самый миг, как обнаружат
хоть одного члена экипажа, спасшегося при кораблекрушении, что капитан,
несомненно, известит их, если только он не утонул вместе с кораблем.
Однако день проходил за днем, подтверждая неосновательность и
тщетность этой надежды. Тоскливая зима тянулась в этом уединенном замке, в
который беспрепятственно врывался воющий ледяной ветер. Частые штормы
вздымали океанские волны, и нашему испуганному слуху рев бури нередко
представлялся стонами умирающих.