однако это обстоятельство в течение некоторого времени, казалось, никак не
влияло на его поведение. Он довольствовался тем, что видел ее в начале или
в конце своего визита, и желание излить сердце в беседе со мной,
по-видимому, преобладало над иными стремлениями. Тем не менее глубокая
задумчивость после каждой, самой мимолетной, встречи и внезапные долгие паузы
среди самой занимательной беседы со всей очевидностью показывали, что
мысли его поглощены неким планом, до той поры таимым из гордости или
благоразумия.
Быть может, я никогда бы не отважилась заговорить на столь деликатную
тему, если бы дочь не пожаловалась мне, что она сделалась предметом
всеобщего любопытства и что сопровождающая ее свита не раз бывала неучтиво
окружена в пути и подвергнута допросам со стороны тех придворных из
свиты принца, которым не пошел во благо его пример поведения. Выехав
неожиданно вместе с нею, я убедилась, что жалоба ее небезосновательна, и
понимая, что неосторожно поставила под угрозу ее безопасность, ,я пришла к
решению скорей лишить себя удовольствия частого общения с принцем, чем
платить за него, подвергая опасности дочь. Я выразила желание, чтобы она
на время удалилась к себе, когда Генрих посетил меня в следующий раз, и
прежде, чем он оценил необычность ее присутствия в доме, я приступила к
щекотливому объяснению. Признавшись, что питаю к нему привязанность,
превзойти которую способна лишь моя любовь к дочери, я предоставила ему
самому судить, может ли оказаться чрезмерной моя забота о том, чтобы
оградить ее от недоброжелательных пересудов и оскорблений, когда она лишена
предназначенного ей природой защитника и покровителя. Благородный
Генрих, помедлив в нерешительности, внезапно собрался с духом и прервал
молчание.
— Простит ли мне леди Лейстер, — заговорил он, — мои навязчивые
визиты, которые она терпела с такой благожелательностью? Согласится ли она
стать моей поверенной в единственном обстоятельстве моей жизни, которое я
от нее скрыл? Выслушает ли она меня со снисходительностью?
Он умолк, но, прежде чем я решила, как отвечать, заговорил снова:
— С самого детства мне были привычны завлекающие взгляды
легкомысленных и прелестных созданий; под влиянием постоянных, следующих друг за
другом предложений матримониальных союзов я приучился воображать себя
старше своих лет; так удивительно ли, что сердце, от природы влюбчивое,
созрело до срока? Среди множества красавиц, стремившихся увлечь меня, я
вскоре отличил одну, которая едва не погубила мой душевный покой, мою
честь, мою невинность: я утратил бы их, не открой я для себя, что она
эгоистична и честолюбива. Надо ли говорить вам, что этой прелестной
соблазнительницей была графиня Эссекс? Тщеславясь своим влиянием на меня, она
любила повсеместно выставлять его напоказ и рано приучила меня краснеть
за свой выбор, но я не мог допустить, чтобы это продолжалось. Я принял
смелое решение вступить в борьбу с собственным сердцем и удалился сюда, дабы
подчинить его себе или умереть. Леди Эссекс, взбешенная и униженная моим
поведением, лишь укрепила меня в нем, перенеся свою привязанность на
виконта Рочестера и тем обнаружив, что никогда не любила меня. Покоренный
ее красотою, этот жалкий фаворит послушен ее малейшему капризу, а тот,
кому от рождения я обязан послушанием, потворствует всякому капризу
Рочестера. Хотя сейчас я не знаю, как именно леди Эссекс намеревается отомстить
мне, я убежден, что мщение ее зреет, и всякий день ожидаю удара, от
которого не ведаю, как защититься. При таких обстоятельствах как отважиться мне
связать ваши судьбы с моею? Как могу я просить у вас позволения на то,
чтобы предложить вашей прелестной дочери сердце, что неотлучно пребывает
рядом с нею? Мое счастье в ваших руках, сударыня. Ответьте — решитесь ли
вы рисковать своим счастьем, дабы способствовать моему?
Это прямое и искреннее признание принца в своем заблуждении и в
привязанности к моей дочери отвечало первейшему и заветнейшему желанию
моего сердца, которое раскрылось навстречу высокородному юноше, и я
торжественно поклялась без сожалений разделить любые невзгоды, которые могут
воспоследовать из союза, столь дорогого моему сердцу. В душе я не
преминула с радостью отметить, что по праву рождения моя Мария достойна даже