такой чести.
Чтобы скрепить наше взаимное доверие и убедить принца, что нынешний
его выбор разумен, я решилась открыть ему тайну, столь долго, столь
мучительно хранимую, и рассказала историю своей жизни. Сейчас, возвращаясь к
этим волнующим и горестным событиям, я сама ощущала их таковыми, лишь
встречая его пылкое и великодушное сочувствие, ибо моя душа всецело была
во власти светлой и радостной надежды на будущее, которую он подарил
мне.
Принц Уэльский с радостью признал наше родство. В подтверждение
своего рассказа я представила ему давно хранимые свидетельства, в изучение
которых он погрузился в безмолвном благоговении. Затем, устремив на меня
взор, все еще исполненный этого возвышенного чувства, он произнес слова,
вырвавшиеся из самой глубины сердца:
— Кто мог бы предположить, что такая беспримерная стойкость может
обитать в теле столь хрупком и слабом? Пусть же невзгоды, которые вы,
ставшая мне более чем матерью, неизгладимо запечатлели в моей памяти, будут
последними в вашей жизни! Пусть Тот, кто вложил в мою душу восторг и
преклонение перед очарованием вашей дочери и вашими несравненными
достоинствами, позволит стоящему перед вами юноше возместить вашему
сердцу все то, что оно должно было унаследовать, все то, что было им утрачено.
Счастлив будет миг, когда с ангельским обликом вашей матери я своею
властью соединю ее имя, и миг этот, о, самая высокочтимая из женщин, в
будущем непременно настанет!
Слушая эти ободряющие предсказания, я почти верила, что они
осуществятся. Нераскрывшийся цветок твоей юности, о царственный Генрих, хранил
в себе все обещания, способные наполнить сердце теплом и радостью: мое
сердце тотчас все свои желания сосредоточило на тебе и моей дочери, в
единой надежде столь славного союза найдя защиту от страданий и скорби.
Более мне нечего было таить от принца и, приведя мою вспыхнувшую от
смущения Марию, я представила ее царственному кузену, а он доверил свою
незапятнанную душу руке, над которой склонился с таким изяществом. В
порыве чистого восторга, овладевшего моей душой, я забыла весь мир. Я взяла
их соединенные руки, столь дорогие мне, столь любимые мною, прижала к
груди и, чувствуя, что от безграничного блаженства силы покидают меня,
удалилась, чтобы овладеть собой. Бродя по берегу Темзы, я подняла полные
слез глаза к небесам и призвала блаженные души моей матери, сестры и
лорда Лейстера разделить со мной радость совершившегося события, которое
обещает положить конец гонениям, преследовавшим мою семью, счастливо
соединив две молодые ветви ее. Блаженный покой сменил радостное
волнение моей души, и я смогла с подобающим моему характеру достоинством
вернуться к юным влюбленным.
Положение, в котором мы находились, делало нас еще ближе принцу,
постоянно напоминая ему, как тесно связано его и наше благополучие.
Казалось, с каждым часом мы сближались все более, Генрих говорил со мной с
сыновней откровенностью, умоляя меня не предпринимать ни единого шага,
который позволил бы заподозрить истину моего рождения или тайну союза,
возникшего между нами, до той поры, пока он не взвесит и не обдумает всех
возможных последствий. Чтобы обмануть бдительность соглядатаев,
которыми и он, и мы были окружены, принц предложил приходить по вечерам через
свой сад в наш, если я соглашусь позволить ему некоторое время
пользоваться этой дорогой, чтобы незамеченным проникать в наш дом. Положение мое
и дочери было столь деликатно, что требовало строжайшей
осмотрительности, но я понимала, что все иные способы принимать у себя принца были бы не
менее сомнительны и более опасны, и согласилась на его предложение. Я
согласилась и на то, чтобы один из джентльменов его свиты, сэр Дэвид Мэррей,
был посвящен в тайну нашего сближения — но не причины и не степени его.
Тогда как все мои мысли были поглощены этим значительным событием,
сердце обратилось с заново пробудившимся интересом к мирским делам. Я
теперь стремилась вполне представить себе характеры короля, королевы,
виконта Рочестера и всех тех, кто был в силах или вправе вмешаться в столь
решающий поворот событий. Я изучала, обдумывала, взвешивала каждое
обстоятельство. Скоро я обнаружила, что в королевской семье царит разлад: