давал мне некоторую надежду. Сохрани она вежливое безразличие, я отступил
бы, признав неудачу, но мужчина вполне может надеяться заслужить
прощение, если женщина хранит оскорбленный вид. Я делал все мыслимые уступки
ее гордости, и удовольствие, которое она находила в том, чтобы унижать
меня, постепенно включило меня в круг ее счастливого довольства.
Мне следовало бы, милые дамы, пощадить вашу девичью скромность и
избавить вас от описания предосудительной и греховной любви, но тогда было
бы невозможно продолжение моего рассказа. Было в поведении леди Эссекс
капризное легкомыслие, пробудившее ревность в ее муже, а она, с детства
приученная ко всяческому потворству своим прихотям, не выносила никаких
стеснений и ограничений и тем вернее оказалась в моей власти. Вера в то, что
я один был любим ею и сам вынудил ее избрать мужем другого, в моих
глазах облекала ее достоинством даже в падении. Краткие часы наших тайных
встреч были исполнены самой пылкой страсти. Я ревновал ее почти наравне с
мужем и готов был благословлять недоверие, все чаще побуждавшее его
удерживать ее взаперти, даже когда это касалось меня, поскольку это
начисто исключало всех остальных. Чем реже я видел ее, тем более нетерпеливо
стремился к ней; когда же ее муж получил назначение командовать войсками
в Ирландии и деспотически решил везти ее с собой, мы с ней были равны в
страсти и горе. Ничто при дворе не могло возместить мне утраты, и если бы
королева не повелела мне отправиться к войскам в Нидерланды, не знаю,
долго ли я сумел бы скрывать пустоту в моем сердце, когда исчезла та, что
заполняла его собой.
Прошло несколько лет, проведенных мною в разных странах, и я не
виделся с ней, пока безвременная кончина мужа не побудила ее переселиться в
Англию. Едва проведав об этом, я воротился домой. В обстановке печального
вдовства, которая ее окружала, добиться встречи с ней было нелегко, но я
сумел пробраться в дом переодетым. Сквозь вдовий траур красота ее сияла еще
ярче, и моя любовь невольно выдала себя пламенными речами и ласками.
Она плакала и, уклоняясь от моих объятий, уверяла меня, что в жизни своей
сожалеет единственно о несчастной привязанности, запятнавшей ее
невинность, и готова искупить ее вечным покаянием. Все мои мольбы были
тщетны. Она устремилась прочь от меня, за дверь, где, как она сказала, находился
ее брат, мистер Линерик. Тот мгновенно ворвался в комнату и потребовал
объяснить, по какому праву я пытаюсь удерживать ее. Я искренне ответил,
что делаю это по праву влюбленного. Думаю, что я сумел расположить к себе
этого молодого ирландца, добыв для него на следующий же день
значительный пост. Я без труда понял, что целью ее был брак со мною, от которого по
многим причинам, а более всего из-за обещания, данного мною королеве, я
желал уклониться. Потянулись бесконечные переговоры, вследствие которых
моя склонность к ней возросла настолько, что я предал забвению ее ошибку.
Тщеславие нередко склоняет великодушного человека простить
прегрешение, совершенное из-за него и ради него. Леди Эссекс весьма благосклонно
выслушала почетное предложение и в Гринвиче отдала мне свою руку, столь
долго и страстно желанную.
Всячески стараясь скрыть это событие от королевы, которая неуклонно
предъявляла на меня права ревнивой любовницы, хотя и отклонила это
звание, я лишь изредка навещал молодую жену, и чувство мое скорее росло,
нежели убывало. Я был истинно счастлив лишь рядом с нею, потому что в ее
отсутствие ежечасно испытывал невозможность быть счастливым без нее.
Вернемся на минуту к несчастной Матильде. В тот миг, как лорд Лейстер
назвал имя дамы, сердце подсказало мне, что это его жена. Сгущавшийся
вечерний сумрак, к счастью, не позволял разглядеть, как менялось выражение
моего лица, но подавляемое сердечное волнение взяло наконец верх над
моим мужеством, и в этом месте его рассказа я откинулась на спинку кресла —
если и не в обмороке, то почти без чувств.
Встревоженный лорд Лейстер вместе с перепуганной Эллинор стал
приводить меня в сознание. Я же, опасаясь, что полные слез глаза выдадут боль
моего сердца, сослалась на нездоровье и испросила разрешения удалиться в
свою спальню. Он принес многочисленные извинения за то, что утомил меня,