дрожащим голосом промолвила я. — Суровы, но справедливы Его веления, и
видишь: с печальной покорностью я принимаю назначенную мне гибель —
даже от твоей руки.
— Нет! — воскликнул он. — Вы, правда, не та надменная красавица,
которую я боготворил, но вы жена этого высокомерного лорда и станете
превосходным орудием для моего мщения.
Каким будет это мщение, я поняла по тому, как сверкнули его глаза —
ужас холодной глыбой придавил мое сердце. В безмолвной муке я возвела
взгляд к небесам, потом обратила его на лорда Лейстера и почувствовала,
что жизнь оставляет меня так стремительно, что слух мой не различает слов
горестного негодования, произносимых столь громко голосом, который я
любила.
Я почти усомнилась в том, что сознание вернулось ко мш, когда
обнаружила, что меня окружает непроницаемая тьма. Безутешный вздох,
послышавшийся рядом, был единственным звуком, нарушившим молчание ночи.
— Если только это голос, от которого всегда суждено трепетать моему
сердцу, — едва слышно сказала я, — о, ответь мне, возлюбленный мой
Лейстер, привиделось мне или действительно произошло все то, что до сих пор
стоит у меня перед глазами?
— Милостивый Боже! — отозвался он голосом еще более безутешным. —
Ты живешь и дышишь вновь, бесценное сокровище души моей! Твое долгое
беспамятство, вызванное угрозами этого гнусного чудовища, дало мне
надежду, что тебе удалось избежать судьбы, ужас которой превосходит
воображение. О, какая бездна отчаяния и горя побуждает меня желать твоей смерти!
Но что иное может принести тебе избавление? Не думай, Матильда, что я
страшусь последовать за тобой — о нет! За тебя я радостно отдам всю кровь
до последней капли, но при мысли о том, что будет предшествовать этой ми-
нуте, мне хочется в отчаянии разбить голову о камни, на которых я лежу, и
сократить свои страдания, если я не в силах избавить тебя от твоих.
— Призови на помощь свою стойкость, свой разум, свою религию, —
ответила я голосом более твердым, чем прежде (чувство, в котором смешались
все эти качества, постепенно овладевало мною). — Смею ли я обвинять
Всемогущего в несправедливости? Разве может Тот, кто первым дал невинности
беспомощного дитяти священный приют в этих стенах, пожелать, чтобы они
стали гробницей этой невинности? Тени тех, кто взрастил меня, поднимутся
на защиту и спасут меня от бесчестья.
— Увы, любовь моя, — отозвался он со скорбным вздохом. — Эти
призрачные надежды могут лишь успокоить на время, до той горестной минуты,
которой ничем не отвратить. Вспомни: даже в более счастливые времена ты не
ждала ничего хорошего от этого злодея. Сейчас ли ожидать, что он
переменится? Жажда мести и нужда выжгли в его душе все человеческое. Но как,
как мог я забыть, что ему известна тайна Убежища? Как решился войти сюда
столь неосмотрительно? Но недальновидный человек, занятый лишь тем,
чтобы расставить сети для других, вдруг сам оказывается в сетях и становится
легкой добычей бесчестного негодяя. Мало того, что он возглавил шайку
фальшивомонетчиков, о чем говорят их инструменты и приспособления, —
его дерзкий нрав побуждает его к грабежу и душегубству. И даже сейчас он
ищет новые жертвы, хотя в его власти оказались, без всяких усилий с его
стороны, те, кого сам бы он выбрал из всего рода человеческого.
— Нам ли роптать, что Небеса оставили нас, — вновь заговорила я, — если
они дают нам несколько мгновений побыть вместе? О Лейстер, ты до сих пор
знал меня лишь нежной, робкой и боязливой. Увы, до этой минуты я и сама
не подозревала, сколько силы в моей душе. Исполненная отвращения и ужаса
перед позором и бесчестием, я чувствую, как во мне пробуждается
решимость отчаяния. И если твоя душа близка моей, она понимает меня.
Исполнись римской доблестью и спаси свою жену, свою безупречную жену от
ужасного надругательства.
— Мысль о нем так мучительна мне, — воскликнул лорд Лейстер, — что,
будь эти руки свободны, я, может быть...
— Мои руки тоже, — отозвалась я, — как они ни слабы, связаны, но я верю:
отчаяние даст мне силы освободить их.
Яростными усилиями я наконец разорвала тонкий кожаный шнурок,
который разбойники сочли достаточным для меня в моем немощном положении,
и, ободренная успехом, я принялась за путы, связывавшие лорда Лейстера. В