— Здравствуйте, мсье… Жена только что сказала мне… Вы по поводу этой бедняжки…
Голос его дрогнул.
— Кто бы мог подумать… в таком возрасте… Это ужасно!
— Да, ужасно. Вы хорошо ее знали?
— Думаю, да. Она была воплощением юношеской чувствительности, ее мечты, надежды, иллюзии… Сесиль не сознавала, насколько уродлив мир… Не верила в человеческую жестокость…
— Но ее конец…
— Без сомнений, она вдруг поняла всю правду жизни и не смогла пережить этого откровения.
— Значит, вы не думаете, что она была меркантильна?
— Она была само благородство, сама доверчивость, сама увлеченность!
— У нее были тайны от вас?
— Не думаю.
— Значит, вам известно, что у нее был любовник?
Он буквально подпрыгнул на стуле.
— Любовник? У Сесиль? Это безумие!
Внутренне я восхищался наивностью этого славного человека, воображавшего, что знает о своей ученице все.
— Мне дали это понять.
— Люди воистину неблагодарны.
Бедный учитель музыки. Я надеялся, что ему удастся сохранить иллюзии относительно Сесиль, но боялся, что завтрашняя газета нанесет ему чудовищный удар…
Мне нужно было немного пройтись, чтобы привести мысли в порядок. Выйдя от Виже, я пошел в сторону района Мулен. Мне еще раз пришлось признать свое поражение. Из всех встреченных мной мужчин самым симпатичным оказался Хюбер Виже, он выглядел самым искренним, самым незаинтересованным. Его нежность к покойной не была похожа на отношение к ней остальных.
В половине первого я был на улице Пре и, проходя мимо «Кафе Америкен», решил пропустить стаканчик, сочтя, что вполне заслужил его. Подойдя к бару, я обернулся и посмотрел в зал. Каково же было мое изумление, когда я увидел, что за одним столиком сидели Гастон де Ланкранк, Жорж Бенак, Франсуа Лалоб и… Хюбер Виже. Раскрыв рот, я смотрел на этих мужчин, которые — я теперь понимал это — в той или иной степени обманули меня. Они собрались не случайно и, должно быть, говорили о смерти Сесиль. Мало-помалу я успокоился и благословил случай, подтолкнувший меня зайти в это кафе. Пришлось бы покинуть Сен-Клод, так и не узнав о странном сообщничестве мужчин, в течение двух последних лет любивших или делавших вид, что любят Сесиль Луазен. Если бы Сесиль умерла естественной смертью, она бы принадлежала им всем и каждому из них. Но ее убили, и я был уверен, что убийца — среди этих четверых. Мне хотелось угадать, кто он.
Взяв свой стакан, я направился к ним. Они обратили на меня внимание только тогда, когда я оказался у самого столика. Бенак и Виже сидели ко мне лицом. Увидев меня, они опустили глаза.
— Вы снова пришли действовать нам на нервы? — проворчал Лалоб.
— Может быть, предпочитаете собраться в полиции?
— А зачем нам идти в полицию?
— Ну, например, чтобы поговорить о смерти Сесиль Луазен.
Лалоб украдкой взглянул на других и замолчал. Я взял стул и просунул его между Лалобом и Бенаком, которые, ворча, подвинулись.
— Господа, не стану ходить вокруг да около. Я встречался с каждым из вас. Вы все были влюблены в Сесиль Луазен. Вы все по тем или иным причинам, в которых и не могу вас упрекнуть, бросили ее… Все, кроме одного.
И тут заговорил Лалоб:
— Кто?
— Тот, кто назначил Сесиль Луазен свидание в Уайонаксе, чтобы сбежать с ней.
Я вглядывался в их лица. На всех было написано одинаковое изумление. Убийца легко не сдается. Бенак скромно задал вопрос, которого я давно ждал:
— Откуда вы знаете?
— Я был последним, с кем перед смертью говорила Сесиль.
— Это еще не причина для самоубийства, если человек не пришел на свидание, — вмешался Лалоб.
— Вы не правы. Ведь она настолько верила ему, что согласилась иметь от него ребенка!
Я почувствовал, как они окаменели на своих стульях.
— Это неправда, — прошептал Бенак.
— Правда, мсье Бенак. Сесиль была любовницей одного из вас, человека, обещавшего ей то, чего она хотела. Возможно, в тот момент он говорил искренне, но потом, когда надо было уезжать, он испугался… и отказался от приключения, не заботясь о бедной девушке и о том, что с ней будет.