Каролина выпрямилась и посмотрела на нее. Потом молча развела руками, которые после этого движения бессильно упали вдоль тела.
Джо смотрел на Мерил, и чувство поражения и унижения постепенно, медленно стало сменяться у него другим чувством. Он открыл рот. Хотел спросить: «Вы видели его последней, не так ли? Не заметили ли вы чего-то особенного в его поведении или в самом павильоне?..» Но не спросил. Вместо этого сказал:
— Мисс Перри, не видели ли вы инженера Коули?
Мерил быстро вскинула голову:
— Нет. Последний раз я видела его за завтраком.
— Я только хотел сообщить ему об этом трагическом случае. Прошу вас, пройдите пока в свою комнату, ладно? Сейчас приедет полиция.
— Конечно, конечно, — Мерил повернулась к лестнице, но остановилась возле Каролины. — Я не нужна тебе, дорогая? Может быть, пойдешь со мной? Вероятно, мистер Алекс будет… — она запнулась, подыскивая подходящее слово, — очень занят? — Она посмотрела на Джо, будто ища его поддержки. Алекс кивнул головой:
— Ты совершенно мокрая, Каролина, переоденься…
И быстро отвел глаза. Все было ужасно: дедушка Джон погиб почти на его глазах, а он?.. Он даже не слышал выстрела. Может быть, именно в ту секунду раздался один из этих чертовых громовых раскатов?
Чанда и Алекс остались вдвоем. Некоторое время они молчали.
— Думаю, со вчерашнего дня вы вообще не беспокоились о нем, — тихо сказал Джо. — Приехал знаменитый Алекс и, естественно, что он все предусмотрит, предотвратит преступление… Так писали бы в газетах, не правда ли? Знаменитый Джо Алекс, который никогда не допустил ни одной ошибки!
Он замолчал и потряс головой, как человек, который получил неожиданный удар и старается прийти в себя.
— В тот день, в тот последний день своей девяностолетней жизни он взял меня за руку, — тихо сказал Чанда, — и весело спросил: «Знаешь, что будет со мной после смерти?» «Не знаю, господин, — отвечал я. — Мы все верим или не верим в то, что там что-то есть, но никто из нас не знает этого достоверно». «А я знаю! Моя сморщенная душонка поплывет!» «Куда, господин?» «Туда, куда и ты непременно поплывешь, как только я закрою глаза: „За Суэцом на Востоке, где мы все во всем равны, где и заповедей нету, и на людях нет вины, звоном кличут колокольни: о скорее быть бы там, где стоит на самом взморье обветшалый старый храм“». — Вы, конечно, знаете это стихотворение. И именно поэтому, как мне кажется, он попал в сложное положение. В этой его надежде кроется причина, из-за которой он купил статую из Моулмейна. Может быть, он верил, что после такого поступка его душу с благодарностью встретят в Бирме? А может, не верил ни во что и только хотел, чтобы в последнюю минуту память увела его в тот уголок мира, где когда-то он был молод, неустрашим и счастлив? Но как на самом дел? Я верю, что сейчас его душа проносится над песками Суэца, торопясь на Восток. Вы в это не верите. Вы белый человек, который верит только в могущество разума и в логику. Потому-то вы и ведете себя нелогично. Какую ошибку вы могли допустить? Разве вы можете знать о будущем столько, сколько знают боги? Разве вы оставили без внимания хоть малейшую вероятность? Вы знали только, что генерал хочет убить шантажиста в одиннадцать тридцать. Я тоже знал только это… Как он погиб?
— Насколько знаю, от пули, выпущенной из кольта 45 калибра. Это его оружие?
— Та-а-ак… — Чанда покачал головой. — Но как это могло произойти? Я все время стоял у окна и должен был услышать выстрел. Выстрел из кольта слышен далеко…
— Я думал об этом… — Джо растерянно развел руками. — И я не слышал выстрел. И Хиггс тоже… Это мой человек, который стоял там поблизости… Может быть, он погиб тогда, когда началась гроза? Но…
— Раскат грома мог заглушить выстрел, — тихо сказал Чанда. — Это была очень сильная гроза, стремительная…
— Все так. Но Хиггс неотлучно следил за входом в павильон. Никто не мог незамеченным ни войти, ни выйти из него, — Джо поднял голову. — А генерал Сомервилль мог бы покончить жизнь самоубийством?
— Мог ли он?.. — Чанда секунду колебался, медленно разглаживая полу своего черно-золотистого халата. — Каждый может расстаться с жизнью, если поймет, что смерть — это тот единственный выход, который у него остается. Но он не принадлежал к тем, кто избегает борьбы. Он хотел жить. К тому же зачем девяностолетнему человеку лишать себя жизни, если и без того его дни не столь уже многочисленны?
— Этим аргументом можно воспользоваться и для противного суждения, — ответил Джо. — Вдруг он опасался, что Пламкетт решился его погубить, если покушение окажется неудачным? Разглашение нелегальности сделки и процесс, который непременно последовал бы за этим, перечеркнули бы не только доброе имя генерала, но и научные достижения всей его жизни…