— Нет. — Она спокойно встретила его взгляд. — Мне нравится научный аспект дела.
— А мне нравится, что мертвецы молчат. От этого на работе гораздо меньше нервотрепки.
— Да нет же, они умеют говорить, могут многое рассказать!
— Ты права. Никогда не думал об этом с такой точки зрения.
Он выпустил Камерин из объятий, встал и взял со стола папку.
— Пора: покойник ждет. Давай послушаем, что он нам расскажет.
Глава 2
— На всякий случай захватим брезент, — сказал отец, складывая заднее сиденье, чтобы освободить место для тела, и приглушенным голосом добавил: — Простыня тоже понадобится. И толстые перчатки. В воде кожа могла отслоиться, придется вылавливать ее из стока, а для этого нужны длинные перчатки. Как ты, все нормально?
— Конечно! Я же сказала, что справлюсь! — ответила Камерин с преувеличенной уверенностью.
Когда отец снова высунулся из машины, она спросила:
— А мне что делать?
— Расстели вот это, — отец бросил ей тяжелый кусок брезента. — На случай подтеков, хотя, если все сделаем правильно, подтеков не будет. Я возьму каталку и поедем.
По скрипящему гравию подъездной дорожки Патрик направился к семейному гаражу Махони. Рассчитанное на одну машину маленькое строение было до предела забито коробками и полками — в середине едва хватало места для бабушкиного «олдсмобиля»: если заглянуть в гараж снаружи, то машина казалась гигантской сосиской в тесте. «Универсал» отца и «джип чероки» Камерин круглый год приходилось оставлять на улице: летом-то еще ничего, а вот зимой Камерин иногда тратила добрых полчаса, отскребая с ветрового стекла толстый слой наледи — в горах на высоте трех тысяч метров снега выпадает предостаточно.
Камерин забралась в машину и расправила брезент. Отец вышел из гаража.
— У каталки колесики скрипят, — заметила Камерин, выпрыгивая из кузова.
— Есть немного, но мои клиенты пока не жаловались.
Одним движением отец сложил каталку и всунул ее в кузов. Захлопнул дверцу.
— Готово, — сказал он. — Представление начинается.
Камерин знала, что Патрик Махони выдавал официальные свидетельства о смерти жителей Сильвертона. Большинство покойников отвозили в похоронные бюро, но если возникали сомнения в причине смерти, отец отправлял тело на вскрытие в Дюранго — ближайший городок, где была криминалистическая лаборатория. Труп приходилось везти в семейном автомобиле Махони — в том самом, на котором они ездили в супермаркет за покупками. Друзей Камерин этот факт почему-то смущал. Ее лучшая подруга Лирик уверяла, что видела привидение в заднем окне машины, и наотрез отказывалась в нее садиться.
— Лирик, сама подумай, зачем привидению торчать в автомобиле? — как-то спросила Камерин. — Зачем отказываться от чудесной загробной жизни ради того, чтобы ездить по Сильвертону в нашей колымаге?
Ответа Лирик так и не нашла, однако в машину все равно не садилась.
Отец задним ходом выехал со двора, и Камерин попыталась сдержать нервную дрожь.
— Как ты думаешь, тело придется отвозить на вскрытие? — спросила она.
Отец со вздохом переключил передачу.
— Вполне возможно. Хотя надеюсь, что оно окажется «чистым». Это бы очень упростило дело.
— Чистым?
— А, ты все-таки еще чего-то не знаешь? — с хитрой улыбкой спросил он. — Это хорошо. Значит, я могу тебя кое-чему научить. «Чистый» на жаргоне судмедэкспертов означает некриминальный труп, то есть человек скончался от естественных причин.
— Разве можно определить причину смерти, не делая вскрытия?
— Существуют определенные правила. Если при смерти кто-то присутствовал или известно, что человек был болен, тогда причина понятна, смерть считается естественной — мое дело сделано. Помнишь старушку в доме престарелых? Классический «чистый» труп. Никакого вскрытия не требуется.
Камерин кивнула, вспоминая, как побывала в комнате пожилой женщины, где отец, сосредоточенно склонившись над бумагами, заполнял бланки — на расстоянии вытянутой руки от трупа. Камерин приблизилась к лежавшему на кровати телу. Страха она не испытывала — любопытно было увидеть смерть вблизи. Белоснежная седина волос спорила с мертвенной белизной кожи; покрытые синими венами руки лежали поверх одеяла, соприкасаясь, словно в молитве, кончиками пальцев с пожелтевшими ногтями. Больше всего Камерин запомнились глаза: они смотрели в потолок умиротворенно и в то же время бездумно, как будто из женщины вынули начинку, оставив лишь внешнюю оболочку.