— Я рассказал Эсси о той путанице по поводу местонахождения Джона. Мы пребывали в полной уверенности, что он по-прежнему в заключении, но тут появились вы с противоположной информацией.
— Я озадачена не менее вашего, — сказала я, размышляя, сколько информации мне удастся из них выудить с помощью общих фраз. Даже будучи изрядно выведенной из себя этим Даггеттом, я старалась не допускать опрометчивых шагов. Речь шла не только о том, чтобы не сболтнуть, что Даггетта выпустили под честное слово, но и о Ловелле. Мне совсем не улыбалась перспектива стать тем человеком, от которого прежняя жена Даггетта узнала бы о существовании другой, более молодой супруги.
— У вас случайно нет его фотографии? Не исключено, что мужчина, с которым я разговаривала, лишь только выдавал себя за вашего шурина и не имел к вам никакого отношения.
— Не знаю, не знаю, — с сомнением ответил Юджин. — Судя по вашему рассказу, это был именно он.
Эсси протянула руку к полке и сняла с нее цветную студийную фотографию в отдававшей безвкусицей серебряной рамке.
— Здесь мы сфотографированы в тридцать пятую годовщину нашей свадьбы, — Эсси говорила в нос, тоном недовольного человека. Она передала фотографию брату, словно он ее никогда раньше не видел и сейчас жаждал посмотреть.
— Незадолго до того, как Джон попал в Сан-Луис, — передавая мне снимок, уточнил Юджин как бы между прочим, словно Даггетт отправился в обычную деловую поездку.
Я внимательно изучила фотографию. На меня действительно с самодовольным видом смотрел Джон Даггетт. Такое несколько гротескное выражение спеси на лице можно наблюдать у людей, скинувших свои обычные одежды и облачившихся в изысканную униформу солдата армии конфедератов [4]или в роскошный костюм викторианской эпохи [5]. Воротничок рубашки Даггетта казался слишком тесным, волосы — слишком напомаженными, лицо — слишком напряженным, словно он в любую минуту готов был сорваться и пуститься наутек. Стоявшая рядом с ним Эсси выглядела безмятежной, как бланманже [6]. На ней было сиреневое платье из крепдешина с накладными плечами и стеклянными пуговицами, а к корсажу слева был приколот внушительный букет из искусственных орхидей.
— Очень мило, — пробормотала я, чувствуя, что не могу скрыть фальшь в своих словах. Это был кошмарный снимок. Она была похожа на бульдога, а Джон, казалось, едва сдерживался, чтобы не пукнуть. Я передала снимок Эсси.
— А за что Джон попал в тюрьму? — спросила я. В ответ Эсси запыхтела, как паровоз.
— Мы предпочитаем об этом не говорить, — мягко вмешался Юджин. — Я думаю, будет лучше, если вы нам расскажете о своем знакомстве с Джоном.
— Хорошо, но, по-моему, я уже сказала вам по телефону, что у нас было лишь шапочное знакомство. Просто у нас есть общий друг, и я подумала, что смогу связаться с ним через Джона. Ваш родственник упомянул, что у него есть близкие в Санта-Терезе, и я сделала попытку, как оказалось, удачную, с ними связаться. Но, как я уже поняла, вы не видели его уже давно.
Эсси беспокойно заерзала на диване:
— Мы мирились с его выходками очень долго, но любому терпению приходит конец. Пастор сказал, что, по его мнению, мы сделали все, что в наших силах. Мы не можем знать, с чем Джон все борется в глубине своей души, но ведь окружающие тоже имеют пределы терпения, — говорила она с надрывом. Интересно, чем вызван этот надрыв: гневом, унижением, или, может, здесь налицо классический пример страданий кроткого агнца из-за безжалостного тирана.
— Вы хотите сказать, что Джон был постоянным источником неприятностей?
Эсси поджала губы, скрестила на груди руки.
— Лучше, чем в Библии, не скажешь: «Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас» [7].
Она говорила, словно читала обвинительное заключение. Ее даже начало трясти от возбуждения.
«О-ля-ля, — подумала я. — У дамочки нагреватель, похоже, зашкалило».
Юджин заскрипел в своем кресле-качалке, осторожно кашлянул, пытаясь привлечь мое внимание.
— Вы сказали, что виделись с ним в субботу. Могу я спросить, с какой целью?
Тут я поняла, что раз решила приврать, надо было все хорошенько продумать заранее. Теперь же я совершенно не представляла себе, что ответить. Меня настолько впечатлило эмоциональное состояние Эсси, что голова отказывалась вообще соображать.
— Спаслись ли вы? — спросила вдруг Эсси, наклонившись в мою сторону.
— Простите, что вы сказали, — переспросила я, обратив на нее свой взгляд.
— Храните ли вы Господа в сердце своем? Грешны ли вы? Мучает ли вас раскаяние? Довелось ли вам умыться кровью агнца?
Я ощутила на лице брызги ее слюны, но не подала вида.
— В прошлом — да, — ответила я. Интересно, что есть во мне такого, что так возбуждает женщин?
— Успокойся, Эсси. Мне кажется, она здесь не затем, чтобы изливать нам свою душу, — заметил Юджин. — Боже мой, мы чуть было не забыли: тебе пора принимать лекарство, дорогая.
Воспользовавшись моментом, я попыталась раскланяться:
— Не хочу больше злоупотреблять вашим временем — вы мне и так очень помогли. Если мне потребуется какая-нибудь информация, я вам позвоню. — Пошарив в сумочке, я достала визитную карточку и положила ее на край стола.
Эсси тем временем распалялась все сильнее и сильнее:
— И тебя забросают камнями, и мечи вонзятся в твою грудь, твое жилище предадут огню, а приговор тебе приведут в исполнение на глазах толпы женщин. Тебя же, распутную, я заставлю прекратить заниматься проституцией, но после всего тебя уже никогда никуда не возьмут на работу…
— Хорошо, я все поняла, большое спасибо, — бормотала я, пятясь к двери. Юджин подсел к Эсси, гладил ей руки, пытаясь ее успокоить. На меня он не обращал никакого внимания.
Я закрыла за собой дверь и быстрым шагом направилась к машине. Уже темнело, а район этот мне не внушал доверия.
ГЛАВА 4
В пятницу я поднялась в 6 утра и первым делом отправилась к океану на традиционную пробежку. Правда, большую часть лета я пропустила из-за травмы, но вот уже второй месяц бегаю ежедневно и отлично себя чувствую. Я не собираюсь петь дифирамбы утренней гимнастике или бегу трусцой и при любой возможности отлынивала бы от них, но с некоторых пор я стала замечать, что чем старше я становлюсь, тем быстрее размягчается мое тело, словно масло при комнатной температуре. Мне не нравится рассматривать в зеркале свою обвисшую задницу и массивные, оттопырившиеся, словно бриджи, бедра. Чтобы влезать в обтягивающие джинсы, а это моя повседневная одежда, мне приходится каждое утро пробегать три мили по велосипедной дорожке, которая извивается вдоль береговой линии.
На востоке разгорался рассвет, расцветивший небо возле линии горизонта причудливыми переливами красок, словно акварель, разведенная на матовом стекле. Кобальтовая синь, фиолетовый и розовый цвета шли друг за другом длинными горизонтальными полосами. Далеко над океаном клубились синие, насыщенные влагой тучи, время от времени вместе с рокочущим прибоем доносившие до суши запахи далеких морей. Было прохладно, и я бежала, думая не столько о фигуре, сколько о том, чтобы не замерзнуть.
Вернувшись домой в 6.25 я приняла душ, натянула джинсы, свитер, надела туфли, съела миску овсяной каши — мой традиционный завтрак. Затем от и до прочитала утреннюю газету, с особым интересом изучив карту погоды, на которой закручивающиеся в спираль линии указывали на приближение шторма со стороны Аляски. Метеорологи обещали 80-процентную вероятность дождя во второй половине дня, а в субботу и воскресенье — осадки, которые, по их прогнозам, прекратятся в ночь на понедельник. Вообще-то дожди в Санта-Терезе довольно редкое явление, и, когда они идут, в городе царит приподнятое настроение. Что касается меня, то, услышав стук дождевых капель о стекло, я ухожу в себя и, забравшись на диван с ногами, читаю какую-нибудь хорошую книгу. Недавно я приобрела новый роман Лена Дейтона, и мне не терпелось засесть за него.