— Что с ней сейчас?
— Хочешь увидеть?
— Да.
— Тогда смотри.
Ева выгуливала пса. Большой и добрый золотистый лабрадор махал хвостом и шевелил ушами. Ева трепала его по холке и ласково приговаривала, что он слишком шумный. Ее глаза скрывались за стеклами черных очков.
— Теперь я припоминаю. Ее зрение портилось еще со школы, но ее воспитывала лишь мать, и у них не было денег на операцию. Она говорила, что пойдет работать, чтобы накопить. Последний раз я слышала, что она подрабатывает в кафе-мороженом.
Пес подхватил брошенный мячик и принес его, ткнувшись мокрым носом в ладонь Евы. Та забрала мячик и кинула его опять. Лабрадор, перебирая лапами, понесся за ним по лужайке.
— Ее мать тяжело заболела, и все заработанные средства она отдала на ее лечение. Это не помогло. Мать прожила еще полгода, а потом умерла. Сейчас Ева получает пособие по инвалидности, она почти ничего не видит.
Кэнди поднесла ладонь ко рту, прижав подушечки пальцев к губам. С секунду она молчала, а потом запрокинула голову назад и расхохоталась, будто раненый зверь. В углах ее глаз проступили слезинки, которые она мигом утерла.
— Получила то, что заслуживает, — негромко проговорила Кэнди. — Я не собираюсь жалеть ее за ее же ошибки. Меня не жалел никто.
Вуаль слетела с головы. Ветер подхватил ее и унес в неспокойное море. Гордо развернувшись, что огненные волосы окутали плечи, Кэнди прошествовала прочь.
— Если бы она осталась со мной, все было бы иначе.
Джек не спорил.
Они шли все дальше, и понемногу ладонь Кэнди скользнула от локтя вниз, ухватив Джека за руку. Тот не возражал. Слегка сжав ее пальцы, он привел Кэнди к ветхому и разваливающемуся дому в забытой Богом деревне. Несмазанные петли забора скрипели, ставни дома были раскрыты. Кэнди надела туфли, песок отвратительно заскребся под ступнями.
— Дай угадаю, это мой любимый папенька?
— Верно.
— Надеюсь, он живет в аду.
На крыльце расположился видавший жизнь старик. Поджарый и худощавый, он мастерил что-то, делая замеры и расчерчивая доски. Из дома доносились звуки музыки: работало радио. Время от времени старик ему подпевал.
— Он бросил нас с мамой, когда мне было десять. Сказал, что устал от всего, забрал все сбережения и сбежал с какой-то певичкой. Если бы не дедушка, мы бы умерли с голода.
Кэнди сложила руки под грудью, горящим взглядом уставившись на старика. Тот ее не замечал. Он безразлично занимался своим делом, полностью им поглощенный. Внутри Кэнди поднялась слепая волна ненависти. Она сильно сжала ладонь Джека, а потом отпустила ее и подошла к отцу, склонившись над ним, что рыжие волосы чуть не коснулись его головы. Следующие слова прозвучали шипяще и горько. В них было столько злости, что ей можно было упиться.
— В нищете, в горе… Достойное для тебя занятие, папенька. Ты заслужил больше страданий.
Стоило Кэнди это проговорить, как из дома вышла женщина. Она была в возрасте, о чем свидетельствовали морщинистые руки, но ее лицо отдавало молодостью и свежестью. В ее глазах было что-то бесконечно живое и прекрасное. На руках она держала ребенка. Обернувшись, старик радостно ей улыбнулся, продемонстрировав частично выпавшие зубы, а она улыбнулась ему в ответ. Бросив свое занятие, он поднялся с крыльца и поцеловал ребенка. Втроем они ушли в дом.
У Кэнди сперло дыхание. Сначала она не могла даже говорить, а потом почувствовала, как по щекам потекли слезы. Она рассмеялась пуще прежнего, смех перерос в судорожные рыдания. Со злости она рванула подол платья, разодрав дорогую ткань.
— Ах, вот как! Ты, тот, кто причинил мне больше всего бед, из-за кого вся моя жизнь превратилась в ужас! Ты, ты еще смеешь жить лучше всех них?! Ты?! О, я ненавижу тебя, как я ненавижу тебя!
Она закрыла лицо руками и бросилась на грудь Джека, принявшись его колотить. Тот вытерпел. Постепенно ее удары становились все слабее, пока вовсе не прекратились. Тогда костлявая ладонь легла на ее лопатки, успокаивающе прижав.
— Ненавижу… Я их всех ненавижу…
Кэнди говорила и продолжала плакать. Боль скручивала все ее нутро, выжигала внутренности и заставляла раз за разом птичьи поджимать пальцы.
— Там, куда мы пойдем… Там ведь мне не будет больно?
— Нет.
Подняв подбородок, Кэнди уставилась в загорелое лицо под шляпой. Джек улыбался одними губами, стянутыми в тонкую линию. И это ее успокаивало.
— А что будет там?
— Ничего.
Кэнди кивнула. Будто на что-то решаясь, она обхватила Джека за шею и приподнялась на цыпочки. Коротко его поцеловав, она улыбнулась:
— Я готова.
Джек взял Кэнди за руку и посмотрел прямо в глаза. В них Кэнди узнала нечто неземное.
— А, вот оно какое…
— Тебе будет одиноко.
— Я не жалею.
Алое пламя залило воздух. Подвенечное платье вспыхнуло, желто-оранжевые языки взобрались по нему до самой вуали.
Пальцы разжались. Кэнди осталась стоять одна посреди занявшегося огнем дома. Она смотрела в пустоту, видя перед собой что-то, чего не могло существовать. И улыбалась. Теперь она всегда будет улыбаться.
Джек захлопнул крышку зажигалки и закурил, с прищуром поглядев на красное марево. Сбежались соседи, подъехали пожарные. Джек отошел под тень клена и выпустил с губ дымное облако. Когда оно растворилось, Джека на улице уже не было.
========== Эпизод 7: Жил-был пёс ==========
Оскар был умным псом. У него была серая короткая шерстка и висячие мягкие уши. Хвост-трубка колыхался обрубком из стороны в сторону, его неправильно купировали. Но Оскар не обижался, он понимал, что если хозяин так поступил, значит, надо. Оскар вообще обещал вырасти в покладистого пса, только пока еще он был слишком маленьким: ему едва исполнилось пару месяцев, а потому он с трудом контролировал себя.
Каждый раз, когда он ходил на ковер вместо того, чтобы отпроситься на улицу, его сильно ругали. Оскар скулил и не понимал, за что. Забиваясь в угол, он смотрел жалобно черными глазами, как на него замахивается хозяин. В очередной раз, слишком испугавшись, он оскалился и зарычал — еще тихо и неумело. После этого Оскара выкинули.
В холодную зиму его отвезли подальше и выбросили из машины недалеко от военных бараков. Оскар сначала и не понял, что произошло, потому он даже веселился. Бегал, радостно зарывался носом в снег. Только потом машина отъехала. Оскар побежал за ней, скуля и гавкая, но она умчала прочь. Оскар бежал за ней, сколько мог, пока лапы не подвели, а потом устало сел, широко открывая пасть. Он больше не знал, куда идти.
— Что, дружок, бросили тебя?
Оскар повернул нос назад и увидел странного большого человека. Обычно люди в такую погоду одевались тепло, ведь у них не было густой шерстки, спрятавшей бы их от холода. Но этот чудак был другим. На его голове надежно сидела дурацкая шляпа, а костлявые руки не покрывали перчатки. Он подошел к Оскару и присел, потрепав его по холке.
— Пойдем.
Обрадовавшись ласке, Оскар подскочил, завилял хвостом и принялся лизать человеку пальцы. Человек засмеялся, его тонкие губы вытянулись долькой лимона в оскал. Когда люди так делали, им было хорошо, так что Оскар обрадовался еще больше и даже стал подпрыгивать от счастья. Он теперь был не одинок.
— Можешь называть меня Джек. А ты?
Оскар громко и гордо тявкнул. Топорщившиеся усы припорошил снег, сделав из них седые провода.
— Оскар, значит. Хорошее имя.