Я приготовил себе ужин и поел в одиночестве, глядя на море. Оно так блестело на солнце, что больно было глазам. Я подумал, что неплохо было бы обзавестись темными очками; это, кстати, удачно дополнило бы мой новый облик.
Из всех комнат мне больше всего нравилась гостиная. Она была обставлена в грубоватом деревенском стиле — «под Левитана», но все же выглядела очень мило: наверное, благодаря плетеным стульям и полотняным занавескам.
После еды я завалился на диван и задремал под звуки романсов, доносившиеся из соседских радиоприемников.
Я спал и даже во сне испытывал смутное ощущение покоя и благоденствия.
V
Два дня подряд я вел ленивую байбачью жизнь. Я казался себе похожим на шелковичного червя, спящего в своем коконе. Я медленно, тихо перерождался. Мне не нужно было ничего, кроме жратвы и сна. Я выходил из дому только для того, чтоб купить газетки и сигареты. На третий день после приезда я прочел в «Стампе», что труп Рапена наконец нашли. Преступлению посвятили две колонки. В статье я понял не все, но в целом уяснил, что бояться мне нечего. Журналист писал, что убийство, скорее всего, совершили сицилийцы. Поскольку труп специально изуродовали до неузнаваемости, полиция предполагала, что убитый являлся руководителем какой-нибудь преступной группы. Версия о сведении счетов между мафиози меня вполне устраивала. Теперь мне можно было основательно облечься в новую индивидуальность. Я ничуть не волновался: в ближайшие год и один день никто не явится за ней в бюро пропавших вещей!
Меня охватила жажда веселой беззаботной жизни. Я надел самое красивое, что у меня нашлось, и отправился на прогулку в центр города.
В это время года Мантон превращался из курорта в обычный провинциальный городок. Почти все отдыхающие уже смотали удочки; остались одни старикашки, греющие на южном солнышке свой радикулит. И все приезжие неизменно собирались в одном и том же месте: в казино.
Эти бравые дедушки спешили туда с самого утра, как рабочие на завод. Многие проводили за зеленым столом целый день, делая с великой осторожностью мизерные грошовые ставки.
Мне хотелось последовать их примеру, однако за подобными заведениями обычно присматривают, и их посещение связано с немалым риском. Охрана в казино состоит из ребят с наметанным глазом, и их прямая обязанность — разглядывать рожи, появляющиеся в игорных залах. Мне вовсе не хотелось лезть прямо в волчью пасть.
Я долго колебался, но к вечеру все-таки решился пойти. Для успокоения я говорил себе, что казино Мантона не такое уж крупное и что в этот мертвый сезон служба надзора не в полной мере оправдывает свое название.
Я непринужденным шагом взошел по ступенькам, поглядывая по сторонам из-под своих темных очков. Квартал оказался еще безлюднее, чем я предполагал.
Я купил в кассе месячный абонемент, набрал жетонов на пятьдесят тысяч франков и двинулся к единственному столу с работающей рулеткой.
Стол окружало человек шесть, включая крупье. Там были какой-то плюгавенький отставной чиновник, три пожилые иностранки, размалеванные, как куклы, и заглядывающие в свои записи, прежде чем сделать очередную ставку, а еще молодая рыжеволосая женщина с миловидным лицом. Она была элегантно упакована в черное платье с блестящими чешуйками на груди. У нее были длинные загнутые ресницы, красиво оттенявшие сине-зеленые глаза, и кожа, как у настоящих рыженьких — бледная и нежная. Ее продолговатое лицо напоминало испанские портреты семнадцатого века. На ее правом запястье поблескивал великолепный золотой браслет, инкрустированный зелеными камнями, который, похоже, не позволял ей долго держать руку в горизонтальном положении…
Разумеется, я мигом перенес на нее все свое внимание, но сколько ни бросал роковые взгляды, она ни разу не подняла на меня глаз. Она была слишком занята игрой.
Прежде чем присоединиться к играющим, я некоторое время понаблюдал за капризами рулеточного шарика. Потом поставил жетон в пятьсот франков пополам на «8» и «5». Выпало «26». Я заупрямился и в десять приемов спустил все свои пятьдесят тысяч. Этого было вполне достаточно. Я не ощущал азарта игры. Она возбуждала меня не больше, чем простая партия в белот в обшарпанном кафе на Торговой площади. Игра — это авантюра для маленьких людей, это источник их маленьких остреньких ощущеньиц. Меня она покорить не могла: морфинист нечувствителен к аспирину.