Ронни взбила подушки, и Мередит с сияющим личиком забралась на кровать и улеглась между родителями. Переполненный чувствами Тайлер не мог насмотреться на жену и дочь — и невольно представлял другой вариант развития событий, во веки веков исключавший эту утреннюю идиллическую сценку. Да, не остановись он вчера вовремя, сейчас бы Ронни не нежилась в постели, а хлопотала о его похоронах. И его дочь не млела бы в безмятежном покое между папой и мамой, а гадала бы, совершенно прибитая внезапной переменой, что такое смерть и почему папа больше никогда не вернется…
Ронни, не подозревая о его мыслях, блаженно улыбалась. Оргазм у нее, можно сказать, украли из-под носа. Однако она не огорчалась. Мир в душе, который она испытывала в этот миг — рядом с мужем и дочерью, стоил десяти оргазмов. Карьера — дело хорошее, и материальное благополучие — штука приятная, но по-настоящему важно только это — муж, дочь и сын, которого одного сейчас не хватает в этой комнате.
Ронни с чувством чмокнула Мередит в щеку. Разнеженную обилием эмоций, Ронни снова потянуло в сон. Но тут она увидела, что Тайлер плачет. Не то чтобы у него глаза блестели растроганной влагой — нет, слезы так и лились. Взгляды Тайлера и Ронни встретились. Тайлер виновато улыбнулся и поспешил вытереть лицо. Ронни поневоле напряглась: его истеричная реакция напомнила ей, что их проблемы отнюдь не разрешены — просто отложены в сторону. Она опять ощутила себя загнанной в угол — на пределе понимания и терпения, в ужасе от тех загадочных и необъяснимых процессов, которые уже так давно происходят в словно помраченном сознании мужа. Ронни закрыла глаза, крепко обняла дочь и дезертировала в сон.
Глава шестнадцатая
Бен сел на гостиничной кровати, и дешевая жесткая спинка впилась в спину. Пришлось подложить подушку. Он закурил и приглушил звук телевизора, в эфире шла «Встреча с прессой». С кровати ему был виден плоский пасмурный пейзаж по берегам Колумбии. Из серой массы в небе появился «боинг», идущий на посадку в портлендском международном. Похоже, занимается типичный орегонский поздненоябрьский день. Несколько лет назад Бен снимал в этих краях телефильм — то лило, то моросило точно так же. Правда, был ранний май. Что без разницы. Орегонцы не зря острят про свою погоду — мол, к нам нужно с ластами.
Бен толком не понимал, какая нелегкая его сюда принесла. Из родной Юрики он вымелся еще быстрее, чем там появился. Был словно на автопилоте — в свои поступки почти не вдумывался. Стравил милой любимой Дорис какую-то жутко неубедительную байку — и был таков. На встревоженные вопросы Дорис он отвечал рассеянно, недоконченными и неясными фразами. Чуть ли не небрежно чмокнул на прощание и оставил в полной растерянности. После стольких лет счастливого брака такое поведение не может не шокировать.
Происходящее и самого Бена шокировало. Его жизнью вдруг стало править событие шестидесятилетней давности, которое столько раз прокручивалось в его снах, что мало-помалу утратило статус факта. Может, оно и в самый первый раз только приснилось?
Затягиваясь сигаретой, Бен пытался отделить реальный факт от деталей, которыми он оброс за шестьдесят лет периодического не вполне точного воспроизведения во сне. Где правда, а где накрученная за эти годы, так сказать, личная мифология? Поди вспомни — память ведь стариковская!
Если то, что случилось, произошло на самом деле, как же давно это было! До высадки наших в Нормандии, до телевидения. В ту незапамятную эпоху, когда великий режиссер Орсон Уэллс был не только жив, но и умещался на одном стуле. Иногда Бену казалось, что за восемьдесят лет его мозг вконец износился. А порой он сам себя ошеломлял свежестью воспоминаний, которая под стать двадцатилетнему.
Так было или нет? Что под наслоением снов? Факт или самый первый сон?
Если не было — хорош же он! Потерял огромный гонорар, зазря навредил себе в глазах киномира — и, возможно, непоправимо испортил свою актерскую карьеру… то бишь остаток актерской карьеры. Что его, такого старого, все еще снимают — завидный подарок судьбы. Подобное счастье легко профукать. Стоило ли рисковать всем на свете ради внезапной дури? Конечно, у него первоклассная страховка и денег на старость отложено немало. Под мостом он не подохнет. Но Дорис, с ее хворями, страхами и потребительским неврозом, была его всегдашней заботой — Бен продолжал трудиться ради нее, чтобы она ни при каких обстоятельствах не осталась на мели.
Жене только пятьдесят три года, а он не в пример здоровее. Из-за частых болезней бедная Дорис проводила столько времени перед телевизором, что мало-помалу свихнулась: теперь у нее был, считай, единственный свет в окошке — канал «Хоум шопинг», заказ товаров по телерекламе.