Ружье лежало на полу, она небрежно бросила его перед этим в паланкин. Она поползла, насколько это было возможно в грохочущих и шатающихся санях, и схватила ружье.
— Эй, глянь-ка сюда, дурак! Остановись же, наконец!
Мужчина взглянул через плечо, увидел ружье, и у него был довольно испуганный вид, насколько это можно было понять сквозь прорези шапочки. Для профессионального вора не слишком хладнокровен, подумала она. Глупая шутка подростка?
— Я сказала, чтоб ты остановился!
Она потрясла ружьем, надеясь, что он наконец затормозит, если такое вообще возможно на этих рогатых санях. Но он не затормозил, а сделал что-то совершенно неожиданное. Отпустил шест для управления, невозмутимо встал с облучка, схватил два лежавших на полу горчичного цвета рюкзака, набросил их на себя и каким-то невероятным прыжком с облучка полетел прямо в снежный сугроб.
Ну прекрасно! Теперь Ильзе Шмитц сидела одна в неуправляемых санях, мчавшихся с горы. Ее первым порывом было последовать за незнакомцем и выпрыгнуть сбоку паланкина. Она выглянула наружу и увидела, что сани уже давно едут не по дороге, а прокладывают себе путь по свободному, но каменистому полю. Не очень удачная идея спрыгнуть здесь, так как сани уже набрали приличный темп. Отверстие вперед к облучку — слишком маленькое, чтобы сквозь него проползти. Сколько было сил, от отчаяния, она вогнала приклад ружья в дерево. На ее счастье, это был не настоящий, не исторический Людвиг, который велел построить этот паланкин, тот бы использовал прочный баварский дуб или тяжелый тик из Оберпфальца. А эта калоша была сделана из фанеры, и уже от первого удара Ильзы конструкция подалась, второй, третий удар, и с фанерной стенкой и ее деревянными рейками было покончено. Отталкивая от себя стволом винтовки остатки реек и обломки дерева, Ильзе Шмитц выбралась на свободу. На свободу — звучит хорошо, но на самом деле это было не так, поскольку сейчас она заметила, какую огромную скорость набрали эти жуткие сани, и ей было видно, что внизу у подножия горы стояло несколько роскошных сосен. Она схватила шест и дернула его с силой влево. Сани отреагировали, но слишком вяло. Из-за надстройки паланкина они были тяжелыми и не очень подходили для резких маневров на поворотах. Тем не менее Ильзе надеялась, что сможет объехать препятствие из ансамбля сосен. Еще пятьдесят метров: спрыгнуть? Слишком много камней. Еще тридцать метров. Она надеялась, что сможет проехать мимо самой крайней сосны слева, а там она видела, что идет небольшой подъем, и если ей чуть-чуть повезет, она остановится. Еще двадцать метров. Она увидела, что с крайней сосной ей справиться не удастся, нужно было править в промежуток между ней и ее соседкой справа, чтобы таким образом, она надеялась, попасть на подлесок, который открывался там, темный, мягкий и зазывающий. Если повезет, то карета там затормозит. Если повезет, то она отделается парой царапин. Она упала на пол саней, и в следующее мгновение повозка просвистела между двумя деревьями. Получилось! Мелькнула мысль, не заползти ли быстренько обратно в паланкин, чтобы при столкновении иметь хоть какую-то защиту. Но выяснилось, что это была плохая идея, так как уже на первых метрах в лесу надстройка зацепилась за несколько торчащих веток и с треском отлетела от саней. Виттельсбахская голубизна затерялась в изумрудно-зеленой чаще, паланкин подбросило высоко в воздух, он с треском раскололся, шансы на выживание уменьшились. Сани понеслись дальше. Скоро они должны были притормозить где-то в кустарниках, не могли же они нестись бесконечно! Но здесь уже было мало кустарников, сани не тормозили, они скользили дальше, Ильзе поднялась с пола и закричала от ужаса. Она схватила шест и направила его в другую, в правую сторону. Без тяжелой надстройки колымагой было значительно легче управлять. И хотя дорога круто шла вниз, на поле здесь было значительно меньше снега, трава тормозила. Если бы только склон не становился круче, она бы смогла остановить рогатые сани. Но впереди! В ста метрах поле вдруг резко закончилось, и за ним было видно голубое небо. Она направила сани прямо к пропасти.
31
На горячем песке пустыни стояли двое мужчин на маленьком пригорке. Один спрятал руки в карманы брюк и молчал, другой говорил ему что-то, изображая при этом обеими руками трамплин, который возвышался над пустыней. Третий мужчина стоял немного в стороне и искал биноклем горизонт.